Маска Черного Тюльпана

В смущении Майлз посмотрел на свою руку, вздрогнул, покраснел, открыл рот, снова закрыл и пришел в смятение, насколько способен прийти в смятение рослый, увлекающийся спортом мужчина.

— Э… нет, — сказал он, поспешно пряча первоцветы за спину. — Я только что женился!

— Поздравляю, — сухо сказал Уикхем. — Желаю вам обоим счастья. Полагаю, вы пришли ко мне не для того, чтобы доложить о своей женитьбе?

— Нет. — Майлз посерьезнел и поближе придвинулся к столу начальника. — У меня есть основания полагать, что Черный Тюльпан — это лорд Вон.

Руководитель Майлза бесстрастно на него посмотрел:

— Да?

Майлз мрачно кивнул и начал сначала.

— В минувшую пятницу кто-то проник в Селвик-Холл, переодевшись монахом-призраком из Донвеллского аббатства.

Уикхем бросил на Майлза слегка насмешливый взгляд.

Майлз отмахнулся, увидел, что все еще сжимает презренный букетик, и поспешно сунул его под кресло.

— Местная легенда. Не имеет значения, сэр. — Он подался вперед. — Поначалу я думал, наш призрак нацелился только на бумаги Селвика…

— Разумное предположение, — пробормотал Уикхем.

— Спасибо, сэр. Но улики это опровергли. Бумаги в столе Селвика переворошили, но больше ничего в доме не тронули и нигде на территории поместья никаких действий замечено не было.

Майлз немного помедлил, вспомнив, какого рода действия имели место на территории поместья.

Уикхем прищурился.

— А в столе Селвика?

— Только документы на поместье, сэр. Селвик никогда не разбрасывает секретные документы.

— Полагаю, это еще не конец вашей истории.

Уикхем посмотрел на стоявшие на столе часы — Атлант, поддерживающий на своих плечах не мир, но время.

— Так точно. — Майлз понял намек и быстро выложил остальное. — Мы заехали на постоялый двор отдохнуть, где мой спутник подслушал разговор лорда Вона с оперной певицей, мадам Фьорилой… по крайней мере я точно уверен, что это была мадам Фьорила, — поправился Майлз. — Покинув гостиницу, мы заметили, что за нами кто-то едет. Поскольку дорога, соединяющая Лондон и Брайтон, весьма оживленная, я поначалу не придал этому значения, пока возница не вытащил пистолет. Мы оторвались от преследователей и вернулись в Лондон. Так что, видите, — Майлз в исступлении стукнул кулаком по столу, заставив Атланта подпрыгнуть, — это, должно быть, Вон! Кто еще мог поехать за нами от гостиницы?

— Один пункт нуждается в уточнении, мистер Доррингтон. Кто это «мы»? — поинтересовался Уикхем. — Вы были тогда с Селвиком?

Майлз вспыхнул.

— Э… нет. По крайней мере не с этим членом семьи Селвик. Я был с его сестрой, леди Генриеттой.

На столь несущественную подробность Уикхем отреагировал, как ни на что из сказанного Майлзом. Он вдруг выпрямился в кресле, уставившись на Майлза взглядом, от которого, было известно, французские агенты выпрыгивали из окон третьего этажа, а закаленные английские тайные агенты съеживались под своими плащами.

— С леди Генриеттой Селвик? — резко переспросил он.

— Д-да, — подтвердил Майлз, с недоумением глядя на Уикхема. — Она младшая сестра Селвика.

Ему показалось несвоевременным сообщать, что теперь она носит другой титул, поскольку выражение лица начальника было скорее похоронным, чем свадебным.

— Это, мистер Доррингтон, — хрипло проговорил Уикхем, — плохая новость. Очень плохая новость.

— Плохая новость? — Майлз, едва не выпрыгнув из кресла, ухватился за край стола Уикхема.

Тот уже встал и направлялся к двери.

— Это означает, — объяснил он, взявшись за дверную ручку, — одно: леди Генриетта в смертельной опасности.

Что-то острое укололо Генриетту в руку.

Заворчав спросонок, она повернулась на бок и зарылась лицом в мягкую пуховую подушку, натянула на себя простыни. От подушки шел непривычный запах мускуса, нисколько не похожий на лавандовый аромат ее белья, и простыни странно холодили голую спину.

Генриетта открыла глаза и села в кровати, натягивая на себя спадавшее покрывало. Прошлая ночь. Ее свадьба. Майлз… Это все было на самом деле? Да, конечно, было, заверила себя Генриетта. А иначе почему она лежит раздетая в чужой постели? А что произошло в этой чужой постели… Генриетта сделалась краснее роскошного пунцового покрывала.

Причина ее румянца отсутствовала, но оставила приколотую второпях записку. Генриетта развернула клочок бумаги и без сил откинулась на подушки. Крупным, неряшливым почерком Майлза в записке значилось: «Ушел в военное министерство. Буду к полудню». Подписано размашистой закорючкой, которая могла означать как «М», так и «Д», или вообще быть любительским портретом королевы Шарлотты.

Трудно было счесть послание одой ее очарованию и красоте.

Генриетта покачала головой и усмехнулась. Как это похоже на Майлза! Однако там имелся постскриптум, от которого глаза Генриетты засияли, как не сияли ни от каких — стихотворных или прозаических — излияний ее прежних поклонников. Внизу листка Майлз нацарапал всего одно слово: «Восхитительно».