Маска Димитриоса

— Очень любезно с вашей стороны.

— Да пустяки. — Мышкин мечтательно посмотрел на Латимера. — Вы, британцы, мне очень нравитесь. Понимаете, как вести дела, и не торгуетесь. Не то что чертовы греки. Если говорят «оплата при заказе», то вы и расплачиваетесь сразу. Нужен задаток? Не проблема. Британцы играют по правилам. Между сторонами царит взаимное доверие. В таких условиях и работается на славу. Чувствуешь, что…

— Сколько? — перебил Латимер.

— Пятьсот пиастров… — нерешительно произнес переводчик, сделав печальные глаза. В этот момент он, похоже, не верил сам себе. Мастер своего дела, удачливый в работе, но ребенок в деловых вопросах.

Латимер на секунду задумался. Пятьсот пиастров — это меньше фунта. Довольно дешево. Потом он заметил сомнение в печальных глазах и решительно сказал:

— Двести пятьдесят.

Мышкин в отчаянии протянул руки. Ему нужно на что-то жить. К тому же это его друг. У него большие связи.

Согласившись на триста пиастров (включая пятьдесят пиастров для влиятельного друга) и заплатив сто пятьдесят вперед, Латимер ушел. Договорились, что на следующий день он позвонит, чтобы узнать о результатах переговоров. Направляясь обратно вдоль пристани, хотя и довольный заключенной сделкой, писатель чувствовал себя любопытным туристом. По правде говоря, он бы предпочел сам изучить документы и увидеть, как идет процесс перевода. Он бы тогда больше вжился в роль следователя. Конечно, оставался шанс, что Мышкин мог прикарманить сто пятьдесят легко доставшихся пиастров, но Латимер в это не верил. Он верил своим ощущениям, а русский, несмотря на не внушающую доверие внешность, произвел на него впечатление честного человека. К тому же сфабрикованными документами его не обманешь. Полковник Хаки достаточно рассказал ему о суде над Дхрисом Мохаммедом, и он бы сразу раскусил подобный обман. Единственное, друг Мышкина мог посчитать, что пятидесяти пиастров маловато.

На следующий день офис Мышкина оказался закрыт, и хотя Латимер прождал около часа на грязной деревянной лестничной площадке, переводчик так и не объявился. Второй визит, позднее в тот же день, тоже не принес результатов. Латимер пожал плечами. Пять шиллингов в пересчете с турецких пиастров не стоили того, чтобы тратить столько времени и сил. Однако его уверенность стала понемногу таять.

В прежнее состояние ее вернула записка, ждавшая писателя в отеле. На листке корявым почерком было нацарапано, что Мышкина вызвали переводить спор между румынским вторым помощником капитана и полицейским пристани по поводу смерти греческого портового грузчика, которого убили монтировкой. Мышкин беспокоился, что доставляет мистеру Латимеру неудобство, и хотел в качестве наказания выдернуть себе все ногти. Но самое главное — он сообщал, что его друг все уладил.

Следующим вечером перед ужином, когда Латимер пил аперитив, весь в мыле, прибыл переводчик. Мышкин шел, размахивая руками и закатывая глаза, а потом просто упал в кресло в изнеможении.

— Ну и денек! Такая жара!

— Перевод у вас?

Мышкин устало кивнул и закрыл глаза. С мучительным вздохом он залез во внутренний карман и вытащил скрепленную пачку документов. Как умирающий связной, передающий свою последнюю депешу, он сунул их в руки Латимера.

— Выпьете что-нибудь? — спросил писатель.

Русский моментально пришел в сознание, открыл глаза и огляделся.

— Если вы не против, я выпью абсента. Avec de la glace.[6]

Официант принял заказ, а Латимер откинулся на спинку, изучая приобретение.

Написанный от руки перевод занимал двенадцать больших листов бумаги. Латимер просмотрел первые две или три страницы. Без сомнения, это была не подделка. Он стал внимательно читать.