Маска, я тебя не знаю!

– Бумага мягкая! Когда пишут с нажимом, отпечаток кончика ручки может остаться на соседних страницах, даже если паста или гель через бумагу не проступают!

У Констанции был неровный почерк, поэтому полностью надпись не сохранилась, лишь отдельные буквы. Но и этого хватило, чтобы многое понять. Похоже, она всегда писала по диагонали и крупно – то ли цитаты откуда-то выписывала, то ли еще что-то в этом роде…

Главное – даже не это. Создавалось такое впечатление, что Констанция каждую фразу писала на новом листе – или иногда делала очень широкие пробелы, что более вероятно. И, судя по направлению строк, лист с «предсмертной» фразой не был последним. Она написала эти слова, перевернула страницу – и продолжила запись на других листах!

Получается, что кто-то вырвал из записной книжки именно тот лист, который больше всего соответствовал ситуации. А книжку спрятали или уничтожили, чтобы замести следы. У Констанции не было ни единой причины так поступать с собой. Что ей стоило вырвать чистый лист и написать записку… отдельно, «с нуля»?

Выходит, это все-таки не самоубийство! Достаточно было знать о наличии у нее записной книжки, чтобы организовать все подобным образом. А Макс как раз знал, он ведь жил тут и все видел! Когда в его душе взыграла ревность или пришло время задуматься о деньгах, он вспомнил о ее записях и понял, как инсценировать самоубийство и выйти сухим из воды!

Плевать на его игру в убитого горем мужа – это точно он. Больше-то некому!

Глава 16

Валерия не могла бы сказать, что беспокоится за мать. Хотя бы потому, что девушка привыкла думать – матери у нее нет. Есть бабушка и дедушка. Они никогда не настраивали девочку против биологической матери – напротив, старались убедить ее, что Алевтина вот-вот вернется.

Но ожидание что-то очень затянулось! Год прошел, второй… Алевтина оставалась далеким образом – просто именем, немногочисленными фотографиями и редкими денежными переводами. Вот в последнем они все как раз нуждались – и почаще! Бабушка и дедушка стремились обеспечить внучку, но получалось это у них слабовато. Валерия чувствовала себя ущербной по сравнению с остальными девочками. У них было то, о чем она и мечтать не могла!

Она не хотела с этим мириться. Просить было бесполезно, и не потому, что бабушка с дедушкой такие злые. Они бы и рады воплотить в жизнь любые ее желания, да средств у них нет! Пришлось ей выкручиваться самой.

Ее учили, что воровать – плохо. Валерия даже верила в это. Но с каждым днем, полным насмешек и издевательств, напрасного ожидания встречи с матерью и ощущения собственной ненужности, запрет этот все заметнее стирался. Когда она впервые украла браслет, позабытый ее одноклассницей на парте, она еще испытала какие-то угрызения совести. Но вместе с этим пришло и удивительное чувство обладания тем, что может подарить ей финансовую стабильность, сделать ее не хуже других.

Поэтому совести ее пришлось умолкнуть. Валерия наконец-то поняла, что именно может сделать ее счастливой. Ей нравился сам процесс воровства – это же как спорт, адреналин кипит в крови, а голова кружится от волнения! Но все-таки результат – важнее! Ее успокаивала мысль о том, что у нее есть тайник, содержимое которого способно обеспечить ее будущее. Она порою даже не пользовалась украденными вещами, просто думала о них, и этого ей хватало.

Конечно, однажды ее поймали. Позвали бабушку с дедушкой. Они долго на нее кричали, а дедушка еще и подзатыльник ей отвесил. Валерия все стерпела. Она стыдилась перед ними, но недостаточно для того, чтобы остановиться. Она продолжила воровать, научилась делать это лучше, незаметнее, чтобы ее пореже ловили.

А потом вдруг объявилась ее мать. Как гром среди ясного неба: вот не было ее, а вот – стоит, вся такая нарядная, окутанная ароматом дорогих духов, с пакетами в руках, в них – подарки. Валерия обрадовалась ее появлению. Эйфория встречи на некоторое время вытеснила из ее сердца давнюю детскую обиду. Мама не просто вернулась: они теперь будут жить вместе!

Но постепенно эти розовые очки рассыпались на мелкие осколки. Алевтина совсем не любила дочь. Она старалась вести себя так, как полагалось хорошей матери, но не более того. Ее улыбки, похвалы – все это было вымученным и искусственным.

А Валерия уже и не верила, что ее жизнь как-то наладится. Показная роскошь материнского дома ее раздражала. Тут и мраморные лестницы, и всюду позолота, и картины, и мебель – как во дворце. Неужели всего этого у матери не было раньше? А если было, то почему никто с такой же щедростью не помогал ей, Валерии?

Она не чувствовала себя «своей» в родном доме, уверенность в себе у девушки так и не появилась. А что, если мать «наиграется» и отправит ее обратно? Нет, от старых привычек отказываться нельзя, они были ее спасением столько лет, помогут и теперь!