Осенью 1842 года, поведал Карсон в своей лаконичной манере, на некого Уайта, продвигавшегося со своей женой по тропе Санта-Фе, напали апаши Джикарилла. Уайта убили, жену прихватили с собой. Когда в Таосе об этом узнали, на поиски отправилась спасательная экспедиция, а повел ее Карсон.
— Нашли место. От Уайта немного осталось. Индейцы привязали его к колесу и поразвлеклись вволю. Остатки клевали птицы. Мы похоронили, что наскребли, и пустились в погоню. Трудный маршрут. Сложная местность. Неделю гнались. Догнали вечером, напали на лагерь. Перебили всех до единого. Но миссис Уайт это не помогло. Ее закололи минут за десять, и, может, из сострадания. Успела она намучиться.
— Намучиться — как? — спросил я, побуждаемый нездоровым любопытством и уже боясь того, что могу услышать в ответ. Карсон, однако, отказался уточнять характер доставшихся на долю миссис Уайт мучений, сказав, что не хочет портить мне аппетит.
Этот ответ лишь раздразнил мое воображение. Я внутренне содрогался от картин истязаний бедной женщины, представавших перед моим внутренним взором. Отогнав эти болезненные видения, я обратился к Карсону:
— Страдания несчастной миссис Уайт вызывают у меня глубокое сочувствие, но я не понимаю, какая связь между ними и вашим презрением к создателям прозы.
Карсон насадил на зубцы вилки и как раз отправил в рот большую устрицу, так что, соответственно этикету, задержался с ответом на время, необходимое для пережевывания пищи.
— Мы ее пожитки нашли. Среди прочего наткнулся я на мелкую книжонку. Называлась она «Кит Карсон, Король Гор». Похоронили мы миссис Уайт, и я заглянул в книжку. Никогда в такие помои не нырял! — воскликнул он с горечью в голосе. — Я великий герой, один с целой армией сражаюсь, индейцев сотнями крошу. Бедная миссис Уайт знала, что я где-то неподалеку, за эту книжонку держалась, как за Библию. Молилась, чтобы я появился и ее спас.
Карсон нахмурился.
— Такое нелегко проглотить, Эдди. Можно сказать, что этот поганый писака умышленно наврал бедной женщине.
Я секунду молчал. Вполне понятно, что Карсону претило, что его представляют каким-то полубогом в оленьей шкуре. Оправдано и его презрение к борзописцам жанра «кровь и молния», подсовывающим легковерной публике то, чего, в общем-то, эта публика и жаждет: вранье и дикие преувеличения. Но зачем же за грехи этих литературных халтурщиков осуждать все сословие тружеников пера?
Я открыл рот для возражения, но в этот момент обнаружил, что наше уединение нарушено. Кто-то остановился у стола. Подняв глаза, я увидел женщину весьма яркой наружности, явно старше тридцати лет. В пору расцвета она, очевидно, была весьма привлекательной. Даже сейчас, когда возраст и распутный образ жизни огрубили ее черты, лицо привлекало большими глазами с изумрудным отливом, полными губами и изящным, с легкой горбинкой, носом. Густые рыжие локоны убраны наверх и удерживаются двумя вычурной формы заколками.
Дарованная ей природой красота претерпела, однако, необратимые изменения к худшему в результате беспутства, если не разврата. Лицо покрыто толстым слоем румян, губы напомажены. Алое платье бесстыдно выставляет напоказ руки и грудь. По чрезмерной раскованности поведения и вызывающему покрою платья можно сделать вывод, что она принадлежит к тем женщинам, которыми кишат затененные проулки и притоны пораженного пороком мегаполиса.
За спиною женщины остановился молодой человек с острыми чертами лица, лет на десять ее моложе. Блестящие бриолином волосы, зеленый бархатный жилет с филигранными пуговицами, пестрый шейный платок, облегающие панталоны в клетку позволили заключить, что перед нами один из представителей многочисленной общины городских воров, сводников и мошенников. Молодой человек был изрядно пьян. Осоловелым взглядом сверлил он женщину, оценивающе озирающую Кита Карсона.
— Я не ослышалась? — нечеткая артикуляция свидетельствовала о том, что женщина также отдала должное алкогольным напиткам. — Вы и вправду Кит Карсон? — Очевидно, она услышала нашу беседу, проходя со спутником к выходу.
— Да, мэм, — спокойно ответил скаут, не поднимая на нее взгляда.
— Х-ха! — воскликнула она. — Я вас совсем не таким представляла. Думала… думала вы… покрупнее. Джимми, ты не думал, что он покрупнее? — повернулась она к своему спутнику, который, казалось, уже был не в состоянии ни о чем думать.
— Не з-знаю, — пробормотал тот мрачно. — П’шли отсюда, Нелл.
— А вы симпатичный, — продолжила женщина, снова повернувшись к Карсону. Она наклонилась, оперлась одной рукой о стол, другую протянула к лицу скаута и пощекотала его подбородок указательным пальцем.
— Да и ваш дружок тоже милашка, — повернула она голову ко мне.
Это бесстыдное, необузданное проявление кокетства вызвало в моей душе вспышку возмущения, отразившуюся и на щеках моих. Реакция спутника Нелл оказалась, однако, еще более бурной.
— Эй, Нелл, кончай! — крикнул он, схватив ее за руку и оторвав от стола. — Ты со мной!
— Хорошо, хорошо, — проворчала она, вырывая руку из его хватки. — Голову мне только не откуси.