Маска Локи

Гарден: Ты думаешь, что я ненормальный. Но ты неправа. Я в здравом уме.

Элиза: «Нормальный» или «ненормальный», Том, эти ярлыки уже не имеют такого значения, как раньше. Я говорю, что у тебя может быть слабая и полностью компенсируемая иллюзия, которая, может не беспокоить тебя и твоих близких, при условии, что не отражается на поведении твоем и твоих близких.

Гарден: Ну, спасибо. Но ты не чувствуешь дыхания наблюдателей на своей шее.

Элиза: Наблюдателей? Кто они? Опиши мне.

Гарден: Наблюдатели. Иногда я чувствую чей-то взгляд на спине. Но когда я оборачиваюсь, их глаза скользят прочь. Но лица всегда выдают их. Они знают, что обнаружены.

Элиза: Может быть, это из-за твоей профессии, Том? Ты много выступаешь. Ты зарабатываешь игрой на жизнь, и люди видят, как ты это делаешь. Незнакомцы в толпе могут узнать тебя, или думать, что узнали, но смущаются признать это. Поэтому они отводят глаза.

Гарден: Иногда это больше, чем наблюдение… Скажем, я пересекаю улицу, задумавшись и не глядя на светофор, внезапно какой-то человек толкает меня «случайно», будто спешит к припаркованной машине. И в это время, грузовик скрипит тормозами точно там, где был бы я, не толкни он меня.

Элиза: Кто толкнул тебя? Мужчина?

Гарден: Да, мужчина.

Элиза: Он знаком тебе?

Гарден: Не знаю, они все на одно лицо. Ниже и тяжелее меня. Не толстые, но крепко сбитые, как русские тяжеловесы, широкоплечие, с хорошо выраженной мускулатурой. Идут, тяжело, как будто прошли миллион километров. Всегда одеты в длинный плащ и шляпу, которые полностью закрывают фигуру, даже в жаркие дни.

Элиза: Как часто это происходило?

Гарден: Я могу припомнить два или три случая. И всегда на улице, при сильном движении. Однажды это было, когда я шел рядом с домом, где высоко мыли окна и один остановил меня, попросив двадцатипятицентовик — как вдруг рядом метров с пятидесяти свалился кусок брандспойта. В другой раз в вестибюле отеля я наткнулся на сумку и пропустил лифт, который застрял между этажами. Наблюдатели, опекающие меня.

Элиза: Их слежка всегда к лучшему? Они охраняют тебя?

Гарден: Да, всегда, когда меня пытаются сбить машиной на тротуаре или расстреливают мой дом. — Мягко. Я пришел к мысли, что люди, пытающиеся убить меня, появляются одновременно с теми, кто хочет стать мной.

Элиза: Том, я тебя плохо слышу. Ты сказал, люди пытаются быть тобой?

Гарден: Да. Люди пытаются войти в мою жизнь, чтобы жить в ней, выпихнув меня.

Элиза: Я не понимаю. Ты говоришь о других персонах, которые пытаются разделить с тобой твое тело?

Гарден: Ничего похожего. (Зевает.) Послушай, я пошел. Уже четыре, а я отыграл три полных сета. Для компьютера у тебя прелестный голос. Может быть, я позвоню еще.

Элиза: Том! Не вешай трубку. Мне нужно знать…

Гарден: Я сейчас упаду и засну прямо в телефонной будке. У меня есть твой номер.

Элиза: Том! Том!

Гудки!

Том Гарден отодвинул засов и открыл дверь. Запах Атлантики ударил ему в ноздри: мидии, водоросли и черная грязь низкого прилива, перемешанная с ароматами бензина и гудрона. Он быстро вытеснил из его легких спертый воздух психологической кабинки. Он провел длинным пальцем по запотевшему стеклу и извлек несколько нот, случайно сложившихся в мелодию: ми бемоль, восходящий триплет к ля, фиоритуру.

Гарден слишком устал, чтобы продолжать дальше. Он вышел и направился к тротуару. Асфальт был влажным, и когда он пошел, стараясь не ступать в лужи, кожаные подошвы его башмаков тут же начали издавать сосущие и хлюпающие звуки.

В этом городе, в это время, даже в районе, где жило всего шесть миллионов человек, шум не стихал никогда: подземка грохотала в туннеле, патрульные антенны поворачивали свои эллипсы через каждые 1000 метров, дорожная сеть давала знать о себе гудками. Слабые звуки перемешивались со случайными шумами: где-то открыли окно, где-то мяукала кошка, такси разворачивалось за два квартала отсюда.

Случайные звуки. Случайные тени. Уши Тома Гардена привыкли различать фоновые шумы. Идя домой вдоль Мейн Стрит в Манхассете, он расслышал шаги,

— не эхо его собственных шагов, отражающееся от мокрых зданий, не шаги кого-то, кто шел домой. Они следовали за ним, звучали, когда он шел, и стихали, когда он останавливался.

Он поворачивался и смотрел, если попадалась густая тень. Ничто не двигалось. Ничто не прекращало движения.

Гарден улавливал запахи, недоступные обонянию. Он послал заряд предупреждения, состоящий из страха, дурных мыслей, стальных игл кому-то там в тумане.

Никто себя не обнаружил.

Он простоял еще секунд десять. Глядя на него, можно было подумать, что он нерешителен и испуган. В действительности, он хотел услышать первый шаг.

Тишина.