– Это было не наше решение, – сказал Вильям Сэдлер. – Мы ее не начинали. Хотя для городских любого предлога хватит. По правде, господин Давенант сказал нам пару крепких слов. Нам было весело, а ему нет.
– Джон Давенант из «Таверны»?
– Вы уже знаете довольно, чтобы быть здесь студентом, Николас, если уже знакомы с городскими кабатчиками. А жену Давенанта вы случайно не знаете?
– Я видел ее недавно на улице.
– Лакомый кусочек.
– Она тоже была поводом для ссоры?
– Не совсем. Хотя кто-то из наших, возможно, отпустил несколько замечаний о Джейн Давенант, которые… э-э… не улучшили дела, – признал Сэдлер, приставив пальцы к вискам в виде рогов. – Но настоящей причиной свары было качество его вина, а не жены. Ха!
На моем лице, должно быть, отразилось недоверие, потому что Сэдлер, усмехнувшись, продолжил:
– Ладно, признаю, возможно, его разозлило то, как мы вернули ему его кислое пойло.
– И как же?
– Швырнув его назад вместе с посудиной. Но до кабатчика оно не долетело и приземлилось на пол, не причинив никому вреда.
Я попытался рассмеяться, хотя не очень усердно. Что-то в манере студента – какое-то надменное самодовольство – приводило меня в бешенство. Я поражался, что Сара Констант в нем нашла.
– Господин Давенант очень разгорячился, – сказал Сэдлер, – позвал несколько своих друзей и соседей и подучил одного из них пойти и зазвонить в колокол у Святого Мартина. Он влиятельный человек в Оксфорде, говорят, положил глаз на шапку мэра. Когда мы попытались мирно уйти, на нас навалились добрые граждане Оксфорда. Ну, к этому времени, конечно, подоспели и
Лично я жалел, что госпожа Рут не нашла для его головы чего-нибудь потяжелее, чем сушеная рыба. Все же вы не можете быть гостем человека, пить его вино и громко выражать подобные мысли. К тому же, должен признаться, Вильям Сэдлер занимал меня. Насколько он был типичным студентом университета? Мои представления о возвышенной, самоотверженной природе академической жизни быстро превращались в прах.
– Вы не боитесь последствий?
– Это же была не настоящая битва, Николас. Никого не убили, как в старые дни. Просто потасовка, где дрались хлебами и рыбами. Разногласие между городом и университетом из-за какого-то пролитого вина. В любом случае, даже если бы и грозили неприятности, их всегда можно… ну, вы знаете.
Он потер большой и указательный пальцы друг о друга. К прочим обвинениям, которые я мысленно предъявлял Вильяму Сэдлеру, – высокомерию, отсутствию уважения к старшим, пьянству и склонности к бесчинствам – я добавил обвинение в стяжательстве. Я чувствовал себя старше своих лет.
Не получая особого удовольствия от его общества, я хотел было встать и уйти. Рука Сэдлера протянулась через стол и сжала мое запястье. В раздражении я стряхнул ее.
– Куда вы собрались?
– Обратно в таверну.
– На улицах еще небезопасно. Бульдоги все еще шныряют вокруг. Кроме того, вы не допили.
– Мне не хочется пить.
– Тут вас научат пьянству.
На сей раз я не смог сдержать полуулыбку, узнав строчку (это говорит Гамлет Горацио в пьесе Шекспира). Подкрепляя слова действием, Сэдлер вынул из буфета бутылку и налил себе еще.
– Да, – сказал он, – нас, может, и не поощряют смотреть пьесы, но эта была здесь популярна. Каждый студент ощущает себя принцем Гамлетом, покидающим Виттенберг, полным томной меланхолии.
– Я думал, вам, студентам, запрещено посещать театр.
– Запрет, который почетнее нарушать, чем выполнять.
– И все-таки, вам разрешают ставить собственные пьесы?
– Актерство может быть по случаю развлечением для джентльмена, но если оно становится постоянным средством заработка себе на пропитание, на него смотрят с презрением. Что пользы в нем? Какой цели оно служит?
Я не мог сказать, было ли это собственное мнение Вильяма Сэдлера, или же он просто передавал, в слегка насмешливой манере, точку зрения университетских властей. В любом случае такой взгляд был довольно обычен.
– Какой цели оно служит? – повторил я. – Что ж, насколько я понимаю, здесь мы для того, чтобы перевязать ваши раны. Я имею в виду – в связи со свадьбой.
– Ах, это, – протянул он. – Сказать по правде, Николас, сейчас нет такой уж большой вражды между семействами Сэдлеров и Константов. Вся эта затея с постановкой «Ромео и Джульетты» – в основном идея доктора Ферна. Он не может бороться с искушением увидеть препятствия там, где их нет, и вмешаться. И я, стало быть, Ромео? Ха!
– Простите меня, если я делаю поспешный вывод, – сказал я, не особенно заботясь, делал я поспешный вывод или нет, – но я думал, это был союз по любви, заключаемый наперекор всему. Я думал, одно время даже поговаривали о побеге.
– Побеге! – сказал Вильям Сэдлер, награждая себя еще одним стаканом вина из удобно расположенной бутылки. – Это была дневная прогулка, на десять миль, до Вудстока! Это дало повод паре сплетен, и кое-кто недалекий, вроде госпожи Рут, пошутил, что мы убежали вместе. А что касается союза по любви – ну да, Сара Констант увлечена мной. У них это семейное. Ее кузина Сьюзен в свое время была…