Маска падшего

Попал он в просторную комнату с огромным окном напротив двери, через которое лился неугомонно серый тоскливый свет. Шторы лениво подплясывали, невольно заигрывая со сквозным ветерком. У самого окна стояла просторная кровать, на которой безжизненно сидела в пижаме, укрыв только ноги простынёй, Хелена.

Бледная, со спутанными волосами, она слегка скосила глаза, слабой, словно выдавленной улыбкой освежила осунувшееся за неделю лицо и тихо вымолвила:

– Здравствуйте. Привет, Александр.

– Как ты сегодня, дитя моё? – с заботливой улыбкой и искренним состраданием в голосе обратился толстенький доктор Освальд. Уголки губ девушки оттянулись ещё:

– Получше. Спасибо, дядя.

Обрадованный сим ответом, седоволосый блондин вздохнул и отступил.

– Привет, Хелена, – поздоровался Александр и положил на тумбочку подле неё пакет. – Здесь фрукты и… тот лимонад.

– Спасибо, – ещё далее оттянулись уголки её губ, и щёки покрылись едва заметным румянцем.

– Смотри-ка какой ухажёр у Хеленки! – шепнул своему собеседнику доктор Фаргус, как его часто называют подчинённые.

– Просто одноклассник. Ухажёр погиб неделю назад, – укоризненно поправил Гарри.

Это привело Бернарда в серьёзное замешательство, и веселье исчезло с глаз его – столь быстро понял он, что допустил ошибку, за которую мог, услышь его другие, поплатиться репутацией здравомыслящего человека.

– О! Я не знал, честное-пречестное… – залепетал доктор Фаргус, крутя головой из стороны в сторону. Вообще же, он был стыдливым человеком и своим образом умного проницательного доктора дорожил чуть не больше всего.

Гарри покачал головой и цокнул, разулыбавшись до ушей. А уши у него были здоровые, хоть и скрытые наполовину тёмными локонами; глаза его бледно-изумрудные источали добродушное тепло.

– Ах, вы вечно не в курсе событий, дядя!

– Слово не воробей, Бернард, – таким голосом отреагировал долговязый и, по-видимому, долгоухий Генри, что будто не слова, а львиный рык извергся из его уст.

Обычно столь резкому, хотя и привычному, высказыванию своего родственника доктор Фаргус не придал бы никакого значения, но уязвлённая репутация сыграла свою роль – Бернард скривил лицо и тихонько прошипел, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, как обыкновенно делают призадумавшись. Затем успокоился и полюбопытствовал:

– А что случилось-то?

– Затем, должно быть, и явились – чтобы узнать, – пожал плечами Гарри, наблюдая за сестрой и её другом. Всплыло вдруг в памяти его собственное студенчество, о котором готов он был вспоминать с радостной грустью всегда.

Вдруг медсестра, караулившая снаружи, отворила без стука дверь, и в палату вторгся чёрный портфель – во всяком случае, это было первое, что показалось. За портфелем высунулась рука, а затем ступил на линолеум палаты и весь гость целиком: с необычной чёрной шевелюрой, в пенсне да с небритой щетиной, облачённый в пепельный, словно только-только купленный строгий костюм, обутый в начищенные до блеска туфли.

– Добрый день, прошу прощения за вторжение! – извинился неизвестный, выписав скромный поклон.

На самом деле, неизвестным его назвать решительно невозможно: все в палате находившиеся, равно как и добрая половина страны, знали этого человека в лицо.

– Господа, я вас сыскать не могу, по всей больнице бегаю!

– Отец? – вытаращил глаза Александр, совершенно поражённый его пришествием: ни много ни мало находиться его отец должен был сейчас в совершенно ином, более важном для него месте.

– Здорово, Александр! – кивнул гость, в глазах которого читалась не отцовская, но дружеская симпатия.

– Прошу прощения за такую оказию, господин Райтер, – в свою очередь поклонился Освальд Вайтмун, подошёл к отцу Александра и протянул руку, объясняясь дальше. – Видите ли, наша родственница уже неделю болеет, и мы вот пришли проведать…

– Я понимаю, но нельзя было хотя бы персонал уведомить как-нибудь о вашем местоположении? – прервал, усмехнувшись, гость.

В смехе его не было надменности – лишь затаённое желание поддержать разговор и непременно вывести его из делового стиля. Да, не любил этот человек формальностей и строгостей, с которыми он, однако, вынужден был встречаться по миллениуму раз на дню.

– Прощу прощения, исправимся, – ещё раз извинился глава клиники, отвесив второй поклон.

Гость только зажмурился брезгливо и покачал головой.

– Вам незачем извиняться, господин Вайтмун. Кто я такой, чтобы такие почести заслуживать! И не кланяйтесь по пустякам, это переходит все границы вежливости.

Освальд кивнул понимающе.

Хелена апатично глядела в окно, тогда как остальные Вайтмуны вместе с Александром как зачарованные созерцали сию сцену.