Маска подлеца

Не могу совладать с искушением. Меня влечет магическая сила, страсть, желание. Поднимаюсь быстро на второй этаж. Подхожу к двери в ее спальню. Ева сама меня поцеловала, дала шанс. Я легонько касаюсь ручки на двери. Боюсь, что она рассыпится, стоит мне приложить хоть долю бушующей во мне силы. Осторожно поворачиваю, не дышу. Боюсь спугнуть миг откровения, испугать ее. Представляю, как нежная малышка снова тянет ко мне свои руки, обнимает за шею. Треплет холку. Готов быть ее верным псом, лишь бы гладила, целовала, позволяла себя касаться.

Но облом ждет меня. Дверь закрыта. Дергаю сильнее. Нихуя. Ева закрылась. Поиграла, распалила и снова обломала. Криво усмехаюсь. Неужели я рассчитывал на ее капитуляцию. Придурок. Пробую открыть дверь еще раз. Все по прежнему. Тихо стучу, мысленно молю пустить в святилище. Подпустить к желанному телу. Но Ева не ждет меня. Скорее всего отключилась от усталости и спит. Ну что ж, времени еще много. Я добьюсь своего.

Спал я в ту ночь ужасно. Крутился и метался по кровати, как в лихорадке. Мутные сны, бред и вспышки больного сознания скорее вымотали меня, чем дали расслабиться и отдохнуть.

Громкий крик заставил резко вскочить с постели. На ходу разлипая опухшие глаза, кинулся в коридор. Это кричит и стонет Ева. Что случилось? Кто обидел? Разорву любого за нее.

Вбегаю в комнату девчонки, ее нет. Понимаю, что звуки идут из бабушкиной комнаты. Бегу туда, раскрываю быстро дверь. И вижу жуткую картину. Моя Ева на кровати верхом на старушке, пытается сделатьей массаж сердца. Бьет кулачками по высохшей груди и воет. Так пронзительно и громко, что барабанные перепонки готовы лопнуть, а сердце разорваться от горя.

— Ева, перестань, она мертва, — подхожу ближе и понимаю, что этот день настал. Умерла бабушка, отмучалась.

Девчонка сползает с кровати, всхлипывает и падает на пол. Бросаюсь к ней, прижимаю к груди. Она даже не пытается отшатнуться. Жмется как маленький котенок. Я глажу ее мягкие длинные волосы, косаюсь губами макушки. Смотрю на мертвую бабушку. Последняя родственница, отдала концы. Ушла в лучший мир к матери и отцу. Ей так лучше, слишком долго бедняга мучалась, болела. Лежала не вставая столько долгих месяцев. Я понимаю, что она сама устала и мечтала об избавлении. Только Еве это не объяснить. Девчонка уткнулась в мою грудь и рыдает, пропитывает мою футболку солеными слезами. Горюет искренне, не наигранно. Я чувствую, как дрожит хрупкое тело.

Постепенно приходим в себя, поднимается. Ева в одной прозрачной рубашке. Мои мысли бегут не в том направлении. Четко вижу очертания ее полной груди, острые соски, натягивающие ткань. Советую ей одеться. Иначе сорвусь прямо тут у постели умершей. Это перебор, так нельзя. Я словно животное, рядом с ней живу на инстинктах.

Ева смущается, краснеет и уходит в свою комнату переодеться.

Я остаюсь наедине с бабушкой. Сажусь на кровать, беру ее высохшую холодную руку в свои ладони. Целую и прощаюсь. Она была хорошим человеком. Мудрым и добрым. Она заслуживает вечную память…

Хлопоты по организации похорон я взвалил полностью на себя. Ева лишь страдала и плакала. Я не мог ее успокоить или утешить, видел как тяжело она переживает потерю. После поминального ужина, я вернулся домой. Долго бродил по пустым комнатам. Искал ее. Но Ева уехала. Снова сбежала, бросив меня одного.

Но в этот раз оставила записку на холодильнике

" Спасибо, Камиль, что в последние дни не изводил меня и вел себя нормально. Я оценила, как тебе было тяжело через чувство ненависти ко мне, не срываться и заботиться, поддерживать в такой тяжелый час. Мне жаль, что у нас не получается нормальной дружбы. Возможно, со временем ты сможешь принять приютскую сиротку в свое сердце и позволишь себе относиться ко мне с меньшим раздражением.

В любом случае, я рада, что была частью твоей семьи. Желаю тебе удачи. Ева"

Я усмехнулся. Слова "дружба", "ненависть", "принять в сердце" въелись в память. Ровный почерк, несколько строк на клочке бумаги. По ее мнению, это и есть благодарность, которую я заслужил.

Сучка…

Глава 31

В сердцах ударил по столу. Злость и бессильная слепая ярость травили мою кровь. Я ее не обижал эти дни, даже не пытался поцеловать. Только позволял себе обнимать и гдадить ее. Засунул поглубже свои порочные мысли, поддерживал малышку во всем. А она взяла и снова бросила меня. Как использованный гандон, мать ее!

Дни полетели своим чередом. Я привык за долгие годы справляться без Евы, находиться в тягостном одиночестве. Но в этот раз было совсем тоскливо. Умерла бабушка и в доме стало совсем пусто. Я упорно возвращался с работы в именье. Думал, что Ева приедит, боялся упустить ее. Ходил, как неприкаянный по комнатам. Несколько раз засыпал на ее кровати. Постельное белье еще хранило запах моей малышки и мне было не так тоскливо. Я раклеивался и винил в этом ее. Почему у меня такая зависимость? Съедающая меня изнутри!