С другой стороны, она не думала что он безобидный. Она помнила его опасным, и это все что она помнила о нем. Он был взволнован, немного больше, чем ребенок, предоставленный самому себе. Он не понимал полностью, что происходит в мире. Она должна была верить своей интуиции, и её интуиция сказала, что он был тем, кем являлся. Тем, кто нуждается в помощи.
— Нет, я не могу быть абсолютно уверена, — призналась она. — Но я всё ещё верю. Так или иначе, таланты Коула стали… искаженными… после того, как он был доставлен в Башню. Из страха, или из-за чего-то другого — я не знаю. Он должен стать Усмиренным, прежде чем он полностью потеряет рассудок и причинит вред кому-то еще.
Лорд-Искатель кивнул, довольный.
— Приятно видеть, вы все ещё верите в обряд Усмирения. Я почти подозревал, что ты была в сговоре с этими либертарианцами.
— У Обряда есть свои плюсы, но, тем не менее, я согласна с Чародеем Рисом, что нам нужна альтернатива. Он не ошибся, и он не убийца. Мы обязаны стать выше наших разногласий и увидеть истину.
— Смелые слова, — человек начал ходить снова, потирая подбородок и размышляя. Он был холодным человеком. Всё для него было проблемой, которая должна быть решена, и аккуратно убрана на полку, чтобы о ней забыли. Всё, что может быть угрозой. — Позвольте мне сделать вам предложение, — сказал он. — Я согласен увидеться с этим Коулом, когда вы его найдете. Ему не будет причинено никакого вреда. Если то, что вы говорите — правда, Чародей Рис будет свободен.
— А в ответ?
— Вы будете стоять перед конклавом Первых Чародеев и денонсировать исследования этого Фарамонда.
Вот оно. Вот что стало причиной его прихода в подземелье. Он не хотел казаться мягким, и наверняка не хотел рассматривать соглашение о её показаниях.
— Вы не можете просить меня сделать это, — сказала она.
— Несомненно, могу. Это
— И вы бы предпочли дать им это?
Лорд-Искатель насмешливо фыркнул.
— Мы не играем в игры. Был день, когда магия правила этим местом и всей землей, и Создателю потребовалось отправить к нам Его избранную невесту для того, чтобы разорвать их.
— А это не можно сделать с б
— Позвольте мне сказать вам, когда сострадание берёт нас, — он бродил у двери, которая вела в камеры подземельев, глядя вниз по всей длине зала, как будто видит призраков в его тени. — Я родом из Тевинторской Империи. Десять лет я работал с Имперской Церковью. Знаете что нибудь об этом?
— Нет.
— Я не удивлен. Я ушел, потому что Круг Магов згнил без надежды на искупление. Магистры медленно вернули власть в Круг… сантиметр за сантиметром. В конце концов, какой вред может быть в дозволении магам править самим? Кто ещё лучше знает, что магам нужно, и как научить их противостоять соблазну демонов?
— Это отличный вопрос, — сказала она.
— Я согласен. В то время я считал, что ответ был положительным, что магам было лучше всего обучаться самим, — он заметил недоверчивый взгляд Евангелины, и почти улыбнулся. — Я не начинал свою службу, не будучи убежденным, что им нельзя доверять. Что же мы должны делать?
— Учитывая то, чему Церковь учит нас…
Он пожал плечами.
— Я вступил в Орден, потому что верил, что я мог бы сделать всё лучше. Я нашел союзников среди магистров, и был убежден, что они могли бы служить примером для других. Одного я даже считал другом. Вместе мы собирались изменить мир.
— И он предал вас.
Лорд-Искатель покачал головой.
— Он стал Тёмным Верховным Жрецом. Идеальная позиция, чтобы воплотить наши мечты в реальность, но однажды он решил, что лучше сохранить свою власть, чем использовать её. Те, кто пытался свергнуть его, стали использовать запрещенную магию, и он сделал то же самое, чтобы конкурировать. Я понятия не имел.
Евангелина не решалась говорить.
— Вы не можете себя винить в этом.
— Могу. Мои исследования притеснялись все больше и больше. Храмовники ставали каменной стеной, не в силах рассматривать даже самый простой вопрос, и я отказался помогать в этом, потому что эти маги — мужчины и женщины, которым я помог восстать, не хотели, чтобы их собственная коррупция исчезла.
— Но вы, в конце концов, узнали.
Его смех был коротким и резким.
— Да. Я столкнулся с моим другом, и он сказал мне, что я был наивен. Он сказал, что я ничего не знаю о власти. Но я многому научился в этот день.