— Иллюзия присутствует полная. Такие, как правило, приходят, потому что отвергнуты любимыми, но их мало. Чаще без предисловий пользуют и все.
— Так, наверное, даже проще. Все честно, тебе заплатили и поимели, и не приходиться играть в чувства. — Задумавшись, сказал я.
— Да. — Словно я угадал, хотя не должен был, с таким недоумением посмотрел на меня Лен.
— Рассказывай, дальше. — Шутить мне уже не хотелось, понимая, что он пытается привести меня к реалиям этой жизни, где я никто и звать меня никак.
— Для "неженок", мы так зовем, тех, кто просит "любить", запомни, что сзади шея особенно чувствительна, можешь прикасаться кончикам пальцев и даже слегка поцарапать, но так чтобы не болезненно и не щекотно, иначе все настроение испортишь. А недовольство клиента отразится на тебе, в первую очередь. Мадам страшно не любит терять клиентов.
— Продолжай рассказывать, но не думай, что я забыл о своем вопросе насчет наказаний. Я привык, что лучше знать заранее об угрозе, чем трястись в ужасе от своих же собственных фантазий.
— Грудь просто погладить и поиграть с сосками, больше пощипывания, но не перебарщивай. К мазохистам тебя не пустят, если только к садистам.
— Спасибо, перетопчемся, — замахал я руками. — Мне бы и от обыкновенных отвертеться, а тут еще с большими завихрениями. Спасибо, да пронесет меня мимо этих чудес.
— Мадам вряд ли отдаст тебя садисту, те и попортить могут. Если только купит тебя один из них, ну тогда уж, никуда не денешься.
— Лен, давай продолжим лучше про зоны, а? А то меня уже трясти от страха начинает, — жалобно попросил я, на что он только хмыкнул.
— Живот поглаживай от пупка вниз, и для "неженок" можешь, поцеловать пупок. Дальше ты уже знаешь, вчера рассказывал, и как я понял, ты знаешь, что и как. Потом вылизывая и проникая языком ему в… хотя стой, ты вряд ли будешь сверху.
— Это почему же? — возмутился я. — И задницу вылизывать я никому не обираюсь!
— Опять?! — тихо спросил Лен.
— Нет, — торопливо покачал я головой, не желая снова висеть на крюке. — И как они только узнают, что я высказался не так, как им бы хотелось?
— Все камеры прослушиваются. Маги наложили заклинание. Говорить можешь, о чем угодно, но как только начинаешь проявлять недовольство, все сразу становится известно Мадам.
— Слушай, Лен, а из этого мира можно куда-то смыться?
— Я не знаю. Но насколько слышал, то этот мир своего рода рынок, и сюда приходят из других миров, чтобы приобрести что желается.
— Это, что весь мир занят тем, что продает и покупает?
— Да. Всё и всех, — парень молча отвел глаза. — Я здесь уже давно, но так и не был дальше камер и столовой.
— Понятно. Тогда и знать, что там ты наверняка не можешь, как и бывшие до тебя. А слухи распускать могут и сами хозяева, чтобы бежать не думали. Что там с уроком, мы закончили? — решил я взбодрить немного своего учителя.
— Да. Запомни только одно, что самая сильная эрогенная зона у клиента на заднице, и в заднице.
— Потрясающее объяснение, — улыбнулся я. — Запомню. А теперь отвечай насчет наказаний?
— Наказания?… А наказаний Мадам придумывает много и разные. Секут, избивают, связывают, подвешивают, иногда все это вместе и после многочасового и многократного изнасилования. Когда особо провинившегося могут и садистам отдать, после них мало кто выживает, да и Мадам не заинтересована в выхаживании изуродованных шлюх.
— Не все же садисты убивают?
— Не все, но Мадам — то отдает к полным отморозкам наказываемого.
— Так это паренек, что приносит еду, он был наказан? — в ужасе я сжал до белизны костяшек, руки на одеяле.
— Да. Мадам оставила его, только потому, что он умудрился выжить. После трех дней с четырьмя ублюдками, которые очень любили грубость, нет не грубость, это слишком мягко. Им нравилось ломать и уничтожать. Они отрезали ему не только язык…
Когда Мадам пришла, чтобы сказать, что время, оплаченное ими, вышло, я сам был свидетелем, как она вылетела из камеры, и ее рвало, словно и у нее есть душа. Я в тот момент, как раз шел обслуживать клиента, когда его вынесли из комнаты. Поверь, такого я не видел никогда, и забыть не смогу. Парень выжил, но сошел с ума, словно тело живет отдельно от души. Поэтому даже привлечь его внимание невозможно.
— Кошмар какой, — мне безумно было жалко немого, но и до одури страшно, что может случиться со мной, если я сделаю, что — то не так. Пока мысли о побеге, я спрятал за всем остальным, но они остались. — А за что его наказали?
— Он избил клиента и попытался бежать. — Немного помолчав, Лен спросил — Рассказывать еще о наказаниях?
— Все, мне достаточно и этого примера. Теперь я понимаю, что меня и, правда, слабо наказали.
— А ты сомневался? — удивленно приподнял бровь Лен.
— Представь себе, — беззлобно огрызнулся я.
В коридоре раздался грохот тележки.
— Вот и ужин, — обрадовался Лен. — Мне пора.
— Ужин? Уже вечер?
— Не можешь понять какое время суток? Не переживай. Скоро ты привыкнешь, определять день или вечер, по тому, сколько раз ты ел.
— Спать хочется, — откровенно сказал я. Меня по- страшному тянуло в сон.