Господами всегда были тэнкрисы, а прислуживали им демоны Темноты, самых разных видов и форм. Тёмная Мать породила множество всеразличных чудовищ и заставила их служить своим пасынкам, которых совратила и привела в этот полный черноты мир. В её морали, если у Темноты может быть мораль, была некая извращённая злая воля, заставляющая родных детей быть рабами для приёмышей. Демонам оставалось лишь мириться со своей судьбой, ибо они являлись собственностью всеобщей матери и без её дозволения просто не могли жить.
Запахи пряностей наполняли улицы вместе с ласкающими слух мотивами неизвестных инструментов; из многочисленных фонтанов била влага, чёрная как нефть, но пахшая перчёным вином; исторгали густой текучий свет установленные на вершинах башен чаши. Разъезжая в паланкине, я ощущал, как дух этого странного города въедался в мою кожу, в мясо и кости, будто я мариновался в его атмосфере и всё больше размягчался под её пьянящим напором. Странное было ощущение, тревожное и новое, но вместе с тем… успокаивающее. Абсурд. То, что ты не способен понять, должно пугать, но что если вместе со страхом приходит ощущение "своего места"? Плевать что это глупо, плевать, что неземная красота города резко контрастировала с общим чувством отвращения, которое внушали его нравы. Сам мир шептал, что я оказался на своём месте, и с каждым вздохом его шёпот звучал всё убедительнее.
Когда мы добрались до главного дворцового комплекса Башэна, я отверг предложение Раголаза посетить его покои и продолжить рассказ там, нет, меня в эту берлогу было не затащить. Мало того, что во дворце обитало, наверное, несколько тысяч черноустов, мало того, что где-то там дремал один из опаснейших обитателей этого мира, так ещё и асмодерианская гвардия хранила покой тех величественных стен. Асмодерианцы, уродливые тощие витязи с большими деформированными головами, лишённые ртов, но вооружённые убийственными мечами, несущими распад всему и вся — один раз я столкнулся с ними и впредь предпочёл бы не повторять той памятной встречи.
Черноуст пообещал, что мы ещё встретимся, и я расскажу ему больше всего разного о мире под Луной, а на вопрос по поводу паланкина, ответил, что тот принадлежал городу и пользоваться им мог любой тэнкрис.
— Наша жизнь и наше благополучие отныне зависят от воли уже двух Упорствующих, Себастина.
— Ваша жизнь и благополучие всегда находятся в ваших руках, хозяин. На крайний случай мы можем убить их всех.
— Думаешь?
— Безусловно. Тан Раголаз усыплён вашей покорностью, это понятно по его эмоциям, в нужный момент один удар поставит точку. Что же до тана Талио, то он совершенно не похож на воина. Убийство его и его сестры будет лёгким делом. Гораздо важнее продумать пути отхода на случай, если придётся действовать именно в таком ключе.
— Убить хозяина, который предоставил нам кров и пищу? Когда ты стала столь вульгарной, Себастина? — позволил себе усмехнуться я. И напрасно.
Дракулина как-то странно посмотрела на меня и на её обычно бесстрастном лице будто отразилась прозрачная тень какого-то чувства. Нетипично.
— Я всегда такой была, хозяин, как и вы. Я соответствую вам во всех ваших сильных сторонах, и в отличие от вас, за последнее время я не изменилась. Был заключён договор…
— Я помню, Себастина, он выгравирован на хрусталиках моих глаз…
— …дракулина будет служить своему хозяину, который должен иметь цель, к которой он будет неукоснительно стремиться. Дракулина будет поддерживать хозяина во всех его начинаниях и беспрекословно исполнять его волю…
— Хватит.
— …хозяин будет жить до тех пор, пока не достигнет своей цели, и до тех же пор дракулина будет служить ему. Если хозяин изменит своей цели…
— Дракулина изменит хозяину и мне не надо объяснять, к чему это приведёт. Хочешь выдрать сердце из моей груди?
— Все желания, которыми я располагаю, это ваши желания, хозяин.
— И всё равно, когда я пожелал, чтобы ты замолчала, ты продолжила говорить.
— Простите, хозяин, — бесцветным голосом отозвалась она, — этого не повторится.
— Ты думаешь, что я ослаб, что я потерял цель и превратился из летящей стрелы в… в…
— Брошенный кирпич?
— Допустим.
— Я так не думаю, хозяин.
— Да, я слабею. Да, мой разум больше не так остёр как раньше, но покажи мне хоть одну преграду, которую я ещё не сокрушил на пути к цели.
— Хозяин…
— Я буду жить до тех пор, пока не достигну её, таков был договор, ибо в отличие от чистокровных Упорствующих, моя дракулина досталась мне не как неизменный атрибут, а как привилегия — с условиями. Ничто меня не остановит, Себастина, ни восставшие из забытья боги, ни безумие, творящееся вокруг, ни даже твои сомнения. Однако они всё же делают мне больно.
— Простите, хозяин.
— Не смей во мне сомневаться. Не смей вставлять мне палки в колёса. Вся моя жизнь прошла рядом с тобой, лишь на тебя я и мог положиться, лишь в твою безусловную преданность верил. Если вздумала предать, то лучше просто оторви мне голову, выдерни хребет или сделай что-нибудь другое в этом духе, что-нибудь быстрое и эффектное.
— Я бы никогда не причинила вам вред, хозяин.