— Послушай, это самая «горячая» история из всех, что тебе приходилось держать в руках. Только ты, Анна, справишься с ней. Мне звонят изо всех агентств и телевизионных компаний в Нью-Йорке. Бульварные газеты хватаются за любые подробности и печатают самые невероятные истории о докторе-маньяке и прочую чепуху. Левек заперся у себя в Петионвилле и ни с кем не собирается разговаривать, кроме «прекрасной ирландки». Местные власти, местные врачи из ассоциации пытаются с ним встретиться, но он упорно отказывается. Ты, только ты, можешь «расколоть» Левека.
— У тебя есть его досье, собранное мной. Пошли кого-нибудь еще.
— Анна, ты не понимаешь. Он хочет разговаривать только с тобой и больше ни с кем.
— Он будет разговаривать с каждым, кто станет ему льстить, он ведь — психопат.
— Нет, ты не слушаешь меня. Он — будет — говорить — только — с —
— Полно американских пациентов, Дрю, и у них есть неопровержимые доказательства. Кое-кто из обслуживающего персонала в Палм-Бич тоже не против дать показания. И опять же — все, что собрано в моем деле о докторе Левеке.
В трубке установилась зловещая тишина.
— Сколько времени ты собираешься провести у постели матери?
— Столько, сколько будет нужно.
— Но пребывание в коме длится целые месяцы, иногда годы.
— Знаю, — спокойно согласилась Анна.
— Ты хочешь сказать мне, что отказываешься от самой «горячей» истории в своей журналистской карьере, чтобы ухаживать за матерью, находящейся в коме?
Только сейчас Анна вспомнила, что все издания Маккензи дают доход около двух с половиной миллионов долларов и что это для него поважнее матери, отца, братьев и сестер, вместе взятых.
— Дрю, я уже сказала, что не могу бросить мать.
— Несмотря ни на что?
— Несмотря ни на что.
— Но тебе никогда уже не подвернется подобный материал. — Не получив ответа, он продолжал стальным голосом: — Келли, ты подводишь меня, а я не прощаю этого.
— Прости, — все, что она смогла ему ответить.
— Может быть, он согласится поговорить с тобой хотя бы по телефону? Нам Левек сказал «нет», но вдруг он переменит свое решение.
— Дрю, — резко ответила Анна, — мне сейчас не до этого. Ни по телефону, ни каким другим способом.
—
— Да, никакого.
В трубке замолчали, и Анна слышала только тяжелое дыхание собеседника, напоминающее дыхание быка перед атакой. Наконец Дрю с трудом произнес:
— О'кей, я уважаю твои чувства. — Но ненависть в его голосе была неподдельной. — Перезвоню дня через два. — И он резко бросил трубку.
Анна еще долго стояла, скрестив руки на груди и чувствуя, как ненависть шефа проникает во все поры ее тела. Дрю знал, как можно задеть человека. Неужели она действительно упустила самый важный материал в своей журналистской карьере? Может быть, ей уже никогда не удастся сломать такого человека, как Левек? Дрю действительно мог лишить ее журналистского заработка в качестве наказания. Это было очень на него похоже. Анна годами могла теперь сидеть на одном месте, видя, как горячий материал проходит мимо нее. А сознание этого было для нее страшнее, чем мысль об аде. Но неожиданно она увидела все в ином свете. Да черт с ними, с этими Дрю и Левеком. Мать все равно выше всего. В конце концов, она приняла решение, а остальное — не важно. С этим и надо жить.
Вдруг что-то неожиданно привлекло взгляд Анны. Она не раз это видела, но только сейчас обратила внимание. Предмет стоял на полке и, как все остальное в квартире, тоже пострадал от разгрома. Безвкусная русская матрешка, обычный сувенир из России, так не сочеталась со всем остальным в квартире.
Анна подошла к полке и взяла деревянную куклу. Открутив ее, заглянула внутрь. Там оказалась кукла поменьше, в ней еще одна, потом еще и еще.
Анна открыла их все и выставила в ряд перед собой на столе — маленькие русские краснощекие бабы с наглыми черными глазами. Красные деревянные рты загадочно улыбались Анне. А самая маленькая была раскрашена под спеленутого младенца.
Видно, мама привезла это из России. Неужели она похожа на эту игрушку — женщина с двумя, а может быть, и несколькими «я». И даже дочь не знала этого?
Анна вновь вспомнила о Филиппе Уэстуорде. Он сказал, что с Кейт у них какие-то общие интересы. Филипп показался Анне одним из самых могущественных и значительных людей, которых она когда-либо встречала в жизни. Если он встречался с матерью когда-то в прошлом, то, без сомнения, Кейт тоже почувствовала бы магнетизм его личности. Неужели именно Уэстуорд встал между Кемпбеллом и матерью Анны? Во всяком случае, какое-то напряжение чувствовалось между двумя мужчинами еще вчера вечером. Этого вполне достаточно для всякого рода подозрений.
С этими мыслями Анна поставила матрешку на место и отправилась в больницу.