Маскарад

Впрочем, кое-чем следовало заняться в первую очередь. После этого все остальные дела станут несколько более трудными, но тут уж ничего не поделаешь. Железо нельзя заговорить. И нельзя схватиться за клинок и не пораниться. Если бы это было не так, весь мир перевернулся бы.

Приготовив чай, матушка заново вскипятила чайник. Зачерпнув полную горсть трав из стоящей на полке коробки, она опустила травы в миску с водой, от которой поднимался пар. Вытащила из ящика чистый бинт и аккуратно положила его рядом с миской. Заправила нить в чрезвычайно острую иглу и положила нить с иглой рядом с бинтом. После чего зачерпнула ногтем из бутылочки с зеленоватой мазью и намазала мазью кусочек корпии.

Ну вот, теперь все готово.

Опустившись на табурет, матушка положила руку на стол, ладонью вверх.

— Теперь можно, — произнесла она, обращаясь к вселенной в целом.

Отхожее место нужно было перенести, э-э… на другое место. Эту работу матушка предпочитала выполнять сама. Когда роешь очень глубокую яму, испытываешь необыкновенное удовлетворение. Эта работа так незамысловата. Копая яму, ты буквально чувствуешь, как мир делается все более простым и понятным. У земли нет странных идей типа «если-человек-не-отводит-глаз-и-креп-ко-жмет-тебе-руку-значит-он-говорит-правду».

Нет, земля лежит себе спокойненько и ждет, пока ты перенесешь ее на другое место. И заканчивать рыть яму тоже очень приятно. А после этого ты сидишь, и тебя греет приятная мысль, что тем же самым придется заниматься только через много-много месяцев.

Работа уже близилась к завершению, когда на яму упала тень.

— День добрый, Пердита, — не поднимая глаз, поприветствовала матушка.

Подняв полную лопату на уровень головы, она высыпала землю через край.

— Приехала навестить? — спросила она и с силой вонзила лопату в глину на дне ямы.

На мгновение ее лицо исказилось от боли. Надавила на лопату.

— Мне казалось, у тебя прекрасно идут дела в опере, — продолжала она. — Хотя я, конечно, не специалистка по таким вопросам. И все же приятно видеть, как молодежь отправляется на поиски счастья в большие города.

Подняв голову, матушка Ветровоск улыбнулась радостной, дружелюбной улыбкой.

— О, вижу, ты здорово похудела, — эта фраза истекала невинностью, как сладкой тянучкой.

— Я… занималась, — ответила Агнесса.

— Занятия — вещь хорошая, — согласилась матушка, выкидывая наружу очередную лопату земли. — Хотя, говорят, с занятиями и переборщить можно. Ну а когда обратно?

— Я… еще не решила.

— Ну и правильно. И правильно. Всегда планировать тоже плохо. Лично я все время твержу: не связывай себя всякими планами. Живешь-то у мамы?

— Да, — кивнула Агнесса.

— Правда? Это я к тому, что домик Маграт все еще пустует. Ты окажешь всем большую услугу, если проветришь его немного и приведешь в порядок… Пока ты здесь.

Агнесса ничего не сказала. Просто не знала, что сказать.

— Забавная штука, — произнесла матушка, сражаясь с особенно упорным корнем. — Я никому раньше не рассказывала, но на днях мне вспомнилось: когда я была моложе и называла себя Эндемонидия…

— Что, в самом деле? И когда это было?

Матушка утерла лоб забинтованной рукой, оставив рыжий глиняный потек.

— О, это длилось недолго. Часа три-четыре, — пожала плечами она. — Некоторые имена не клеятся к человеку. Имя должно быть таким, чтобы в нем было удобно мыть пол.

Она выбросила лопату наружу.

— Помоги выбраться, а?

Агнесса подала ей руку. Матушка стряхнула с фартука землю и ошметки листьев и пару раз топнула ногами, сбивая с башмаков глину.

— А не выпить ли чайку? — предложила она. — О, да ты выглядишь просто отлично. А все свежий воздух. В этой твоей Опере вечно такая духота.

Агнесса пристально посмотрела матушке Ветровоск в глаза, но увидела там незамутненную глубину и абсолютную честность.

— Да. Я тоже так считаю, — сказала она. — Э-э… ты что, руку поранила?

— Заживет. Все раны постепенно затягиваются.

Закинув лопату на плечо, она было направилась к хижине, но на полпути вдруг оглянулась.

— Слушай, я просто хочу полюбопытствовать, так, по-соседски, было бы странно, если б я не спросила…

— Да? — вздохнула Агнесса.

— …Ты по вечерам очень занята?

— О? — с некоторым сарказмом откликнулась Агнесса, все еще сохранившая толику бунтарского духа. — А ты что, предлагаешь научить меня чему-нибудь?

— Учить? Я? — усмехнулась матушка. — Избави боги. Чтобы учить, нужно терпение, которым я не обладаю. Но я могу позволить тебе поучиться у меня.

— Когда мы вновь увидимся втроем?

— Мы еще ни разу не виделись.

— Ну да! Лично я знаю тебя уже по крайней мере…

— Я имела в виду, что Втроем мы еще не Виделись. В смысле… официально…

— Хорошо, хорошо… Так когда ж мы встретимся втроем?

— Мы только что встретились.

— Ладно. Но когда…

— Закрой рот и жарь зефир. Агнесса, дай нянюшке зефир.

— Да, матушка.

— И смотри, не сожги мою порцию.

Матушка откинулась, прислонившись к стволу деревца. Ночь была ясная, хотя облака, собирающиеся вокруг Пупа, обещали скорый снегопад. К звездам взметнулись несколько искр. Матушка Ветровоск горделиво огляделась.

— Правда здорово, а? — спросила она.