Маскарад любовных утех

Соседка заулыбалась.

– Забегайте по-соседски, я с раннего утра до вечера двери не запираю.

Горская погладила мопсих, встала и направилась к двери.

– Вы забыли пакет! – воскликнула я.

Дама обернулась.

– Ах, голова садовая… Нет, не забыла, это вам. Там пирог с черникой. Подумала, люди только перебрались, захотят перекусить, а нечем. Врать не стану, не сама пекла, купила его в пекарне при въезде в поселок. Очень вам ее рекомендую. Там и кафе открыто, прелестное место. Еще в пакете баночка кофе. Вот его вы нигде не приобретете, уникальный, самый лучший, из моих личных запасов.

Я смутилась.

– Большое спасибо! Извините, ничем вас не угостила, у нас полный кавардак.

Ирина Леонидовна всплеснула руками.

– Господи, да разве новоселам до гостей? Еще успеем вместе почаевничать. Все, все, ухожу. Распаковывайтесь.

Закрыв за Горской дверь, я вернулась в гостиную и, выложив из пакета гостинцы, спросила у Розы Леопольдовны:

– Вы любите пироги с черникой? Лично я нет. У меня весь рот в коронках, а эта ягода сильно красится, не хочу рисковать. И она какая-то пресная, безвкусная, не нравится мне совсем.

– Спасибо, воздержусь, – ответила Краузе, – у меня от всех ягод сильная изжога. Хотя пирог выглядит чудесно. А это что за банка?

Я повертела в руках невысокую круглую жестянку темно-коричневого цвета.

– Кофе. Растворимый. Произведен в Индии. Последний раз я видела такой уж и не помню в каком году. Купила его в консерватории в буфете, простояла за ним в очереди больше часа. Во времена дефицита этот напиток считался элитным, потому и педагоги, и студенты поголовно кинулись за ним в столовую. Мама очень обрадовалась, увидев мою добычу. Мы тот кофеек надолго растянули, баловались только по утрам, брали по чуть-чуть. Сейчас смешно вспоминать, как его по миллиграммам отмеряли, чтобы надолго хватило.

Роза Леопольдовна рассмеялась.

– Да, да, такой иногда еще в заказы клали. Некоторым людям трудно менять привычки, и Ирина Леонидовна, видимо, из их числа. Приятная женщина, воспитанная, животных любит. Господи, тут написано: «Годен до 18 октября 1981 года»…

Глава 4

– Не может быть! – воскликнула я, взяв у Краузе банку. – Ой, вы правы, кофеек испортился более тридцати лет назад! Где Горская его взяла?

Няня выхватила из моих рук жестянку.

– Вокруг развелось много нечестных торговцев, небось кто-то приобрел партию кофе, предназначенную к уничтожению, и выставил ее на прилавок. Люди внимательно информацию на товаре не изучают, и если цену поменьше назначить, народ хлеб времен Петра Первого домой потащит.

Краузе сняла крышку и понюхала порошок.

– Пахнет нормально. Похоже, сплошная химия, раз не стух. Интересно, его можно пить?

– Лично мне что-то не хочется, – сказала я.

Роза Леопольдовна усмехнулась.

– Я тоже не испытываю желания прикасаться к нему. Отдам подарок Николаю.

– Лучше выкинуть, – возразила я.

Краузе сдвинула брови.

– Евлампия, нельзя расшвыриваться деньгами. Мы должны кормить рабочих, вот и сэкономим чуток. Продукты каждый день в цене поднимаются, гранулированный напиток экстра-класса дорого стоит. А Николаю с бригадой все равно, какой кофе пить. Рабочие постоянно краску-лак-штукатурку используют, не первый год стройматериалы нюхают, давно в мутантов превратились. У них и этот порошок пойдет, от нормального они скорее заболеют. Ой, мне показалось или входная дверь скрипнула?

Я вышла в холл и увидела Веру, младшую сестру Нади. Она, одетая в грязную куртку, как всегда, молча стояла у вешалки.

– Верочка! – слишком радостно воскликнула я. – Зачем пришла?

Та, не произнеся ни слова, протянула мне картонку.

– А, тебя Николай прислал, – догадалась я. – Сейчас посмотрим, что ему такое розовое понадобилось. Ну-ка… Хм, тут написано: «Папа я».

– Здравствуйте, Вера, – сказала Краузе, выходя в холл.

– Здрассти, – прошептала тетка.

Я протянула няне послание.

– «Папа я», – прочитала Краузе. – Не поняла.

– Тоже теряюсь в догадках, – призналась я. – Может, у Николая родился ребенок, и он нам сообщает радостную весть?

– Вы Надин живот видели? – хмыкнула Краузе. – Она не была беременна!

– Ребенок может появиться не только от законной супруги, – резонно возразила я.

Роза Леопольдовна взглянула на Веру.

– У твоего зятя есть любовница?

– Нет, – ответила та.

– У Коли ребенок родился? – подключилась я к интервью.

– Нет.

– Тогда почему он написал: «Папа я»? – не успокаивалась Краузе.

– Нет.

– Что значит твое последнее «нет»? – рассердилась няня. – Скажи по-человечески!

– Ну… нет, – выдавила из себя Вера, – не папа он. Надо это!

– Что? – хором задали мы вопрос.

– Это.

– Ему нужно «папа я»? – уточнила няня.

– Да.

– Отлично! И как оно выглядит? Верочка, попробуй описать предмет, – попросила я.

– Нет.

Краузе закатила глаза, но я решила не сдаваться.

– Веронька, почему ты отказываешься?

– Плохо пишу. С ошибками.

– Ты словами скажи, – настаивала я.

– Стены. Баня, – как всегда, в телеграфном стиле высказалась сестра Нади.

Я начала гадать.

– «Папа я» это гипсокартон или кирпич?

– Нет.

– Шпаклевка?

– Нет.

– Кафель?

– Нет.

– Что тогда? – сквозь зубы процедила Краузе.

– Краска.