Маскарад любовных утех

– Молодой человек, – строго произнесла Ирина Леонидовна, – запомните, прислугу нельзя делать подругой и бизнес-партнером. И Марфуша непробиваемая кретинка. Даже картошку нормально не сварит! Только и умеет, что ныть да на жизнь жаловаться. Конечно, она не в курсе. Видела моих гостей, но я ей сказала: «Помогаю не только «кротовцам», из других поселков ко мне тоже приезжают, я людей сватаю, пары подбираю».

– Андрей Николаевич звал с собой в Америку Тамару Федоровну, – вновь заговорила я, – та отказалась. Кутю отец считал серийной убийцей и поместил в частную психиатрическую лечебницу, не желал иметь с ней никаких дел. А вы почему не отправились в Теннесси?

– Кто-то должен был помогать мужчинам и женщинам встретить друг друга, – сладко проворковала Горская. – Если я покину Россию, кто поможет одиноким сердцам?

– Просто Кутузов вас не пригласил, – жестко сказала я. – Улетел один, велев вам заниматься бизнесом, напев, что устроится на новом месте и вызовет вас. Но не сдержал обещаний. Кутузов мерзавец! Вы любили его всю жизнь, нежно, преданно, не требовали от него ничего, просто хотели заботиться о нем. И ведь имели на это право. Вы верной собакой служили Андрею Николаевичу, и как он вас отблагодарил? Сначала женился на Юлии, потом на Клаве. А вам что за роль была отведена? Милой соседки, которую из жалости зовут за праздничный стол? «Дорогая, давай пригласим Ирину Леонидовну, тоскливо ей одной в Новый год…» Или вам предстояло стать этакой тетушкой, которая умиляется шалостям детей Кутузова? Чудесное амплуа! И вы долго терпели, с завистью глядя на Юлю, на подрастающую Кутю. Но потом лампочка перегорела. Что случилось?

Лицо Ирины Леонидовны покрылось неровными пятнами, она вскочила и заорала:

– Я ради него… да я для него… Мерзкая девчонка отца изводила, крови у него литры выпила. Андрей был совершенно несчастлив в браке! Юлия оказалась глупой, ленивой, бревном в постели! Всякий раз, лежа со мной, Андрюша жаловался на холодность супруги. Но он ответственный человек! Кутузов не мог затеять развод, у него дочь росла. Гадкая девчонка! Шлюха! Хамло! А потом любимый мне признался: «Ируся, я на пределе. У нас дома просто Мамаево побоище! Юля наконец-то решила Кутю воспитывать, скандалы постоянные, у меня сердце болеть стало». И что оставалось мне делать? Ждать, пока Андрюшу инфаркт разобьет? Да, я отвела Юлию подземным ходом в гостевой дом, объяснила, чем муж деньги зарабатывает, сообщила, что она для него всего лишь инкубатор. Инкубатор! И плохого качества! Родила одну моральную уродину Кутю, сына Андрюше не подарила. Еще сообщила паскуде, что истинная его супруга я. Я, не она! Никак не она! Я, и только я!

Горская задохнулась от злости. Я протянула ей бутылку минералки. Ирина Леонидовна залпом осушила ее, швырнула пустую на пол и вдруг устало сказала:

– Я рассчитывала, что идиотка на развод подаст и девку свою с собой увезет, освободит Андрея. А она окно открыла и – брык! Ну не дура ли? Я ее пальцем не тронула, вообще в другом углу комнаты стояла. Не смотрите на меня так, я не бездушная тварь, очень переживала из-за нелепой кончины Юлии. Хотела быть Андрюше полезной, надеялась, что теперь-то он поймет: связываться с молодой бабой беспредельно глупо. И вообще его никто не будет так любить, как я! После смерти Юли у нас все наладилось, Андрюша опять стал моим. Моим! И только моим!!! А я сделала из его омерзительной дочери человека, объяснила ей: «Мать лишила себя жизни из-за твоего поведения. Если будешь плохо учиться, убегать из дома, одеваться как бомжиха, у отца случится инфаркт, он тоже умрет, тебя отправят в приют, а дом и деньги украдут социальные работники. Станешь нищей, будешь за кусок хлеба мужиков в подворотне обслуживать».

Ирина Леонидовна расхохоталась.

– Как она испугалась! Юля, дура, ныла: «Кутенька, пожалей мамочку, я от твоих выходок болеть начинаю». Да плевать мерзавке было на самочувствие мамаши! А я надавила на ее эгоизм, объяснила, что если по-прежнему будет выделываться, худо придется именно ей, Ольге! И результат не заставил себя ждать: убоище живо превратилось в почти приличного подростка.

– Свалили на девочку свою вину, – не выдержал Банкин, – внушили, что мать совершила самоубийство из-за ее дурного поведения. Неужели не понимали, какой удар наносите по неустоявшейся психике подростка?

Я наступила под столом на ногу Анатолия Игоревича. Банкин опытный профессионал, прекрасно понимает: если подозреваемый начал вываливать все, что накипело на душе, ни в коем случае нельзя осуждать или ругать его, наоборот надо жалеть, проявлять сочувствие. Но иногда даже у следователей сдают нервы.

Анатолий Игоревич замолчал. А Горская глянула на меня.