Огромный вышибала у дверей трясет руку Джерона и открывает ярко-синие двери.
Может он когда-то и был общественным туалетом, но сейчас он похож на декадентскую расточительность, слишком открытую, до неприличия. Здесь нет яркого света, отражающегося от блестящих поверхностей, туристов и кашемировых свитеров вы вообще не увидите. Здесь есть великолепные падшие ангелы (официантки и персонал бара с крыльями), которые вьются, обслуживая изощренных странных посетителей.
Здесь присутствует провокационная необычная атмосфера.
— Хорошо сделано. Это на самом деле, идеальное место для тайной любовной связи, — говорю я с улыбкой.
Он улыбается в ответ, и мое сердце тает от его улыбки.
— Это место мне всегда напоминает кадры из фильма про Берлин — подпольные клубы тридцатых годов.
— Мне нравится, — отвечаю я, сжимая его руку.
— Я заказал столик, но давай сначала выпьем в баре.
Джерон заказывает себе коктейль из шампанского, я же жидкость, которая называется
— Итак, — произношу я, дожидаясь, пока он посмотрит мне в глаза. — Чем сегодня вечером занимается Эбени?
— Понятия не имею, — небрежно отвечает он, пожимая плечами.
— Ты... гм... не беспокоишься о ней?
Он взирает на меня, и вдруг все вокруг куда-то пропадает, и мне кажется, словно его глаза, светящиеся фиолетовым в красных огнями бара, проникают в меня со сверхъестественной проницательностью. Словно он заглядывает мне прямо в душу. Этот момент длится недолго, но он такой невероятный и поразительный, что вызывает у меня полное замешательство на несколько секунд. Однако, когда он говорит его голос звучит весело и приветливо.
— Что заставляет тебя так думать?
Мое тело начинает вибрировать, но я все равно продолжаю спокойно и круто.
— Мне просто любопытны твои... странные отношения.
— Странные?
Я смотрю на его загорелую кожу, выглядывающую из открытого воротника рубашки.
— Если бы я была на ее месте — я бы ревновала.
— Ты ревнуешь?
— Скорее всего нет. Я не твоя подруга, и мы просто развлекаемся.
— Хммм.
Я делаю еще один большой глоток своего напитка.
— Это вкусно, кстати.
Прожектор загорается, высвечивая черного мужчину, одетого в женское блестящее вечернее платье, с поистине внушительным количеством макияжа, с длинными свисающими серьгами, опускающимися на его плечи. Совершенно спокойно выскользнув из раздвижных дверей, якобы он направляется к небольшой платформе, которая служит сценой.
Он в образе Нины Симоне
Садясь за фортепиано, он сообщает, что первая песня – «
В его исполнении Симоне вызывает слезу на глазах. Его голос настолько силен и чистый, что у меня волосы встают на руках. В его исполнении Нина Симоне — изысканная работа. Когда песня заканчивается, она останавливается, иронизирует, а затем плавно начинает песню, которая заводит, электризуя всю комнату, называя ее,
Своим пением она завораживает почти всех. В конце ее выступления, я перехожу взгляд на Джерона, и он в открытую наблюдает за мной. Его глаза интенсивные и почти насмешливые, в нем присутствует что-то такое, что он не может во мне понять до конца.
— Что? — спрашиваю я.
Но он ничего не говорит о том, что у него на уме.
— Подожди, пока не увидишь туалеты, — говорит он легко взамен.
— Почему?
— Двери прозрачные, пока ты не закроешь их, и потом они запотевают.
— Сексуально! Ну что, может рискнем вместе?
— Неа.
— Ты стал приличным в отличии от меня? — поддразниваю я его.
— А: мне нравится это место, и я хочу посещать его не единожды и Б: у меня другие планы по поводу тебя.
— Да?
— Да.