— Когда-то, много лет назад, я была в родных краях повитухой — принимала младенцев и помогала женщинам в родах. Одной моей соседке близилось время разрешиться от бремени, и я пошла в лес за травами для настоя, чтоб облегчить родовые муки.
Адела, подавшись вперед, стиснула руку Плезанс.
— До чего же я рада, что ты примешь моего ребенка. Я раньше так боялась. Я совсем не умею терпеть боль, но теперь, когда знаю, что ты будешь рядом…
— Супротив Божьей воли — облегчать родовые муки, — вмешался Зофиил. — Они — наказание женщине за грех. Господь повелел, чтобы она терпела страдания ради блага своей души.
Он взглянул на Аделу, словно надеясь, что в родах она испытает все муки адовы.
— Ты бы так не говорил, если бы тебе пришлось рожать, — вырвалось у меня. — А теперь дай Плезанс спокойно рассказать свою историю — ты больше других этого добивался.
Мне вспомнился Жофре в сарае. Очистит ли страдание его душу? Боль и впрямь меняет страдальца, но я не помню, чтобы она кого-нибудь изменила в лучшую сторону.
Плезанс замялась, глядя на Зофиила.
— Продолжай, женщина, — буркнул он и вновь повернулся к двери, прислушиваясь к звукам снаружи.
Плезанс неуверенно возобновила рассказ:
— Зима была долгая, и мята у меня кончилась. Первые ростки в огороде еще не взошли, потому что на холм, где я жила, весна приходила с опозданием. Поэтому я спустилась в долину, где не так ветрено и зелень пробивается быстрее. Мята растет все больше у воды, и я, найдя ручей, пошла вдоль него в лес. Однако, сколько я ни смотрела, нигде не было ни ростка мяты.
Я проголодалась и села под деревьями, чтобы съесть кусок хлеба, и, пока я ела, у меня вдруг мурашки пробежали по коже — я поняла, что рядом кто-то есть. Подняв глаза, я увидела волчицу, которая пила из ручья всего в нескольких футах от меня. Брюхо ее раздулось от щенков. Она была очень красивая, с густой лоснящейся шерстью и крепкими лопатками. Сперва я испугалась, но тут она подняла морду и посмотрела на меня большими янтарными глазами. Они были как огонь. Я заглянула в них и увидела, что она всего лишь мать, мучимая жаждой и голодом. Я бросила ей остатки хлеба, и она поймала их острыми белыми зубами. Я не двигалась, пока она не исчезла. А когда я встала, то увидела на месте, где была волчица, густую поросль молодой мяты.
Прошла неделя, и ночью ко мне постучали. Я подумала, что пришел соседкин муж сказать, что у нее начались схватки, но, отворив дверь, увидела незнакомца. Он был высокий, всклокоченный, с горящими глазами, но приятный видом.
«Бери свои травы и пойдем скорей, — сказал он. — Моя жена рожает, и некому ей помочь».
Ночь была холодная, иней блестел под луной; в такой мороз не хочется выходить на улицу, но ребенок не спрашивает, когда ему родиться. Поэтому я собрала нужные снадобья и вслед за незнакомцем отправилась в темноту. Вскоре мы миновали последние дома и углубились в долину.
Незнакомец шагал впереди, я за ним, стараясь не потерять из виду высокую темную фигуру. И вот тут-то, на залитой лунным светом тропе, я заметила, что мой провожатый не оставляет следов на инее и не отбрасывает тени. Я испугалась, но промолчала.
Наконец мы подошли к трещине между камнями. Провожатый сделал мне знак войти, но я медлила, потому что трещина казалась очень узкой и не могла никуда вести. И тут изнутри глухой голос пророкотал: «Входи, женщина, и сделай, чего от тебя ждут».
Я протиснулась между камнями и сразу оказалась в большой пещере. Сердце замерло у меня в груди. Вкруг огромного костра, взметавшего алые и синие языки, прыгали, хохотали и выли по-волчьи шейдим.
— Кто такие шейдим? — спросила Адела.
Плезанс вздрогнула и на мгновение замялась, потом произнесла шепотом:
— Бесы.
— Не слышала такого слова.
Родриго вмешался:
— Может быть, в твоих краях говорят по-другому. Их в каждой деревне называют по-своему. Ведь правда, Плезанс?
Он посмотрел на нее с непонятной тревогой, потом покосился на Зофиила, но тот прислушивался к звукам снаружи. Плезанс с Родриго обменялись какими-то странными взглядами, и на лице ее проступил испуг.
Родриго сжал ее руку и ободряюще улыбнулся:
— Рассказывай дальше. Бесы…
Плезанс заговорила снова, но руки ее дрожали.
— Бес, позвавший меня внутрь, заговорил: «Приступай. Если будет мальчик, проси, чего хочешь, а если девочка — ты пожалеешь, что родилась на свет».
При этих его словах ше… бесы захохотали, а я затряслась так, что едва не выронила мешочек со снадобьями. Бесы отдернули занавеску: за ней лежала волчица, которую я видела у ручья. Она скалилась, но, заглянув в ее янтарные глаза, я увидела женщину, страдающую от родовых схваток.
Она заговорила тихим гортанным голосом, и мне пришлось напрячь слух, чтобы ее расслышать.
«Женщина, ты меня накормила, и я отплачу тебе советом: ничего здесь не ешь и не пей, как бы тебе ни хотелось, не то станешь одной из нас».