Послушник, отвечающий в монастыре за стирку белья, превзошел все мои ожидания. Он сумел раздобыть не две и не три старых монашеских рясы, а целых шесть! Конечно, они были вытертые до дыр, латанные, в пятнах, но мне как раз такие и требовались. Чем дольше носили рясу, тем она ценнее, что до пятен — если это кровь или хотя бы что-нибудь, похожее на кровь, то о лучшем и мечтать не приходится. Благоразумие советовало не спрашивать, выброшены эти рясы или просто будут отмечены как пропавшие, — видно было, что послушник уж как-нибудь да выкрутится. Он получил за них несколько монет и полдюжины бутылок с водой из источника святого Джона Шорна — хорошо, что мне пришло в голову запастись ими в Норт-Марстоне, — и явно считал, что внакладе не остался.
Послушник поднялся из конюшни по внутренней лестнице, оставив меня выбираться наружу вдоль стойл. Все складывалось как нельзя удачнее: сделка оказалась выгоднее, чем можно было рассчитывать, в животе сытный обед, впереди ночь в сухости и тепле.
— Камлот?
Из темноты за лошадьми выступил человек, заставив меня вздрогнуть. В мои лета нехорошо так пугаться. Сердце колотилось, мне пришлось даже прислониться к разгородке и подождать, пока оно успокоится.
— Прости, я не хотел тебя испугать, — сказал Сигнус, улыбаясь смущенно, словно ребенок, которого поймали на шалости.
— Я гадал, куда ты подевался.
— Я подумал, что лучше не попадаться на глаза другим путешественникам, вдруг кто-нибудь из них... — Он не договорил, и вид у него снова стал совершенно убитый. — И вообще, захотелось сделать что-нибудь хорошее. Я неделю ем ваш хлеб и ничем его не отработал. Бедную Ксанф надо было почистить от грязи — лошади от нее простужаются, грязная шкура не греет. И копыта тоже гниют, если их не чистить.
Словно в подтверждение этих слов, Ксанф тихонько заржала и ткнулась мордой ему в плечо. Сигнус с улыбкой продолжил водить по ней щеткой.
— Разве Зофиил не позаботился о лошади, когда ставил ее в стойло?
— Он ее накормил, потом заторопился к фургону. Сказал, что хочет проверить, как закреплены ящики. Но не будем о Зофииле. Ответь лучше, что вы с послушником затеяли? Неужто ты надеешься продать старые монашеские рясы бедным? Много за них не выручишь, во всяком случае, не столько, чтобы стоило тащить с собой эту ветошь.
— Не бедным, Сигнус, а богатым. Тем, кто по бедности стал бы одеваться в такую рванину, не хватит денег ее купить.
— Да богачи в таком в гроб лечь не согласятся!
— Ошибаешься, мил человек. В гроб как раз и согласятся.
Он непонимающе затряс головой.
— Богачи, у которых совесть нечиста, покупают старые рясы для своего погребения, чтобы черт, посланный забрать их душу в ад за грехи, решил, что перед ним не богатый грешник, а бедный набожный чернец, и вернулся ни с чем. Если монах, который носил рясу, отличался истинным благочестием, то аромат святости впитывается в рясу и сокращает срок пребывания грешника в чистилище или даже отверзает ему райские двери. Вот понюхай.
Сигнус отшатнулся от вони.
— Ангелы почуют аромат святости, исходящий от этого одеяния, раньше, чем богатый грешник поднимется по лестнице. Они слетятся к воротам и не станут расспрашивать новоприбывшего ни о чем, потому что сразу бросятся носить ему воду для мытья.
— Неужели они думают, что ангелов и чертей можно обмануть?
— Если человек глуп, он считает легковерными глупцами всех, даже чертей. А если это утешит в последние часы его и скорбящих родственников, то что тут дурного? Всякий, богат он или беден, ищет надежды на смертном одре, и каждая вдова нуждается в утешении.
— Но богач может оставить деньги на панихиды и заупокойные мессы, чтобы сократить время своего пребывания в чистилище.
— Слишком ненадежно. Богатые привыкли не доверять ближним. Они знают: покорства можно добиться либо деньгами, либо запугиванием. Умерший богач уже не может внушать страх; а что, если деньги закончатся или те, кому они заплачены, окажутся нерадивыми? Лучше прихватить свое спасение с собой в гроб, чем зависеть от других. — Под эти слова последняя ряса отправилась в мою котомку.
— Все равно не могу поверить, что богатые купят эти обноски.
— Сам увидишь, мил человек, если, конечно, останешься с нами.
Тревога вновь омрачила его лицо.
— Наригорм сказала, что Зофиил не отдаст меня приставу, — неуверенно выговорил он.
— Она тебе так сказала?
Сигнус нахмурился, пытаясь вспомнить ее слова.
— Не уверен, что именно так, но она говорила со всей убежденностью.
Мне вспомнились руны, перо и ракушка. Читала Наригорм будущее или пыталась его изменить?
Сигнус, закусив губу, озабоченно смотрел на меня, словно ища в моих глазах подтверждение своих чаяний.
— А что? Ты думаешь, она не права?
— Будем надеяться, что права.
Лицо его опечалилось, что заставило меня добавить поспешно:
— Вряд ли тебя еще ищут. Если б искали, в монастыре бы об этом уже прослышали. У людей хватает более важных дел. По нынешним временам просто нет лишних стражников, чтобы прочесывать округу в поисках беглеца.
Лучше ему верить в это, чем изводиться страхом. Если его все-таки схватят, он успеет напереживаться.