Маскарад на семь персон

Поначалу, в первые школьные годы, все это были, конечно, сущие пустяки. Игорю просто нравилось опекать неприспособленного, как он считал, «мотю». Но постепенно Игорек ощутил и собственные выгоды, приносимые этим странноватым союзом. О нет, Игорь вовсе не был меркантилен – и уж тем более не чувствовал себя таким. С чего бы? Голова-то у него работала, разве нет? И уж, конечно, он мог распрекрасно справиться с любым из школьных предметов: ни в химии, ни в математике не было для него ничего «зубодробительного», любой параграф, любая тема становились понятны с одного прочтения. Но… даже один раз прочитать – это ведь время нужно потратить. Времени было решительно жаль. То ли дело в футбол погонять или в киношку веселой компанией смотаться. Это ж только в первом классе он никак не мог «влиться в коллектив». Даже вспомнить смешно! Уже классу к пятому он был душой и центром любой школьной компании – рослый, красивый, заводной, неистощимый на шутки и выдумки – типичный неформальный лидер. От лидерства формального – всякие там советы отряда – Игорь уклонялся весело и успешно. Скукота! Такая же бессмысленная трата времени, как и сидение над учебниками. Это вон Громова, вот уж чудак-человек, без книжки никто никогда не видел. И ни в одну компанию его не зовут. Только вместе с ним, с Игорем, и терпят.

В общем, как бы странно ни выглядел этот союз, они прекрасно дополняли друг друга.

Подсказывал Матвей виртуозно: с бесстрастным лицом, практически не шевеля губами – невозможно заметить! – но очень отчетливо.

И при этом, если весь класс вдруг оказывался не готов – например, из-за того, что вчера все дружно решили, что непременно нужно в кино, – Громов спокойно поднимал руку и получал очередную «пятеру». Его, кажется, совершенно не беспокоило, что остальным влепили по паре, да еще и дополнительных заданий навесили.

– Вот чего ты вылез? Помолчать не мог, что ли? – недовольно бурчал Игорь после урока, иногда сопровождая слова легким подзатыльником.

– Почему? – недоумевал Громов. – Я же был готов.

– Не по-товарищески потому что! – бесился Игорь. – Если весь класс не готов, всем пары точно не поставят, а тут нате вам, вылез, красавец! А остальным, значит, отдуваться.

– Когда я поднял руку, – возражал Матвей, – она успела вызвать только четверых, а вовсе не весь класс. До остальных, раз я стал отвечать, дело как раз и не дошло.

– Ой, ой, ой! – в раздражении Игорь начинал откровенно кривляться, отчаянно злясь на Громова, который явно был не прав, но говорил как-то так, что возразить оказалось трудно. – Ты их спас, что ли? Спаситель, тоже мне! А как насчет тех, кому пары влепили и после уроков оставили?

– Ну я же не виноват, что они были не готовы…

– Ты никогда ни в чем не виноват! Праведник! Может, у тебя уже крылышки ангельские прорезаются? Нет? Лопатки не чешутся еще?

На это Громов только пожимал плечами и чуть виновато улыбался. Он на самом деле был такой – правильный. Образец для подражания. Игоря это изрядно бесило – временами, но обычно он смотрел на столь странное свойство скорее с юмором. В самом деле, ну что с таким Мотей поделаешь?

Классе в седьмом-восьмом у Моти появилось еще одно прозвище – Громозека.

Ничего, вот ничегошеньки общего не было у Громова с чудным инопланетным гигантом из мультика про Алису Селезневу. Ну кроме созвучия с фамилией. Разве что эта самая инопланетность. У мультипликационного профессора археологии она была буквальная, а у Моти… Ну он ведь правда казался не от мира сего. А раз не от «сего», значит, от какого-то другого, разве нет?

В общем, прозвище прилипло – не оторвать.

К этому времени Игорь уже окончательно убедился, что в качестве компании для веселого времяпрепровождения нудный Громов не годится абсолютно. То ли у него были какие-то свои представления о веселье, то ли он не считал веселье необходимым элементом жизни, то ли вообще не знал, что это такое. Игорь склонялся к последнему варианту. И все попытки как-то расшевелить «книжного червя» бросил. Тем более что вопрос с «компанией» решился как бы сам собой, когда в один прекрасный день Игорь лениво брел после уроков в сторону дома.

Потом он думал иногда: что было бы, если бы он тогда пошел не через скверик, а дворами? Как бы все повернулось? Впрочем, подобные мысли посещали его редко: что толку в «если»? Сложилось и сложилось, чего гадать? И уж точно он не думал ни о чем «таком» тогда, сворачивая на аллейку пылающего последней осенней пышностью сквера.