Маскарад (пер. С.Увбарх под ред. А.Жикаренцева)

Она не открыла их, даже когда началась опера. Нянюшка, которая всегда тонко чувствовала момент, когда надо оставить подругу в покое, тоже постаралась заткнуться, но время от времени все же не могла удержаться от комментариев. А потом она вдруг воскликнула:

– Да там ведь Агнесса! Эй, это же Агнесса!

– Перестань размахивать руками и сядь на место, – пробормотала матушка, которая по-прежнему пребывала в своем сне наяву.

Нянюшка возбужденно перегнулась через барьер.

– Она в костюме цыганки. А сейчас вперед выходит другая девушка. Которая исполнит, – нянюшка заглянула в украденную программку, – знаменитую арию «Прощание». Вот это да, вот это голосище…

– Это поет Агнесса, – произнесла матушка.

– Какая Агнесса, тут написано, что исполнительницу зовут Кристина…

– Закрой глаза, безмозглая старуха, и прислушайся. И скажи, что это не Агнесса.

Нянюшка Ягг послушно закрыла на мгновение глаза, а потом опять открыла их.

– Это действительно поет Агнесса!

– Так-то.

– Но та девушка впереди, она улыбается во весь рот, шевелит губами и все остальное!

– Ага.

Нянюшка поскребла в затылке.

– Что-то здесь сильно не так, Эсме. Я не допущу, чтобы у нашей Агнессы за здорово живешь воровали голос.

Матушка по-прежнему не открывала глаз.

– Скажи, не шевельнулись ли занавеси в ложе справа? – вдруг спросила она.

– Слегка дернулись, Эсме.

– А.

Матушка позволила себе расслабиться и откинулась в кресле. Ее омывали волны оперы, а она опять распахнула сознание…

Углы, стены, двери…

Замыкаясь, пространство превращается в независимую вселенную. И какие-то предметы остаются внутри, как в капкане.

Музыка неслась сквозь ее голову, а вместе с музыкой плыли голоса, обрывки событий, эхо давних воплей…

Матушка погрузилась глубже, туда, где уже не было сознания, во мрак, куда не достигает согревающее пламя камина…

И там был страх. Он заполонил это место, как огромное темное животное. Выглядывал из-за каждого угла. Прятался внутри стен. Таился в каждой тени. Этот ужас был древним, одним из самых древних; едва человечество научилось передвигаться на двух ногах, как тут же познало этот кошмар и снова упало на колени. Это был ужас перед непостоянством сущего, знание, что все когда-нибудь закончится, что прекрасный голос или удивительная фигура как пришли не по твоей воле, так и уйдут, и вам их не удержать. Это было не то, что искала матушка. Но возможно, это было море, в котором плакал объект ее поисков.

Она погрузилась еще глубже.

Вот оно. Ревет в ночном мраке, как глубокое холодное течение.

Приблизившись, она поняла, что существо не одно, – их двое, они обкрутили друг друга… Она потянулась ближе…

Вероломство. Ложь. Обман. Убийство.

– Нет!

Она сморгнула.

Все глаза были устремлены на нее.

Нянюшка дергала ее за платье.

– Сядь, Эсме! Ну садись же!

Матушка оглядывалась по сторонам, ничего не понимая. Люстра безмятежно нависала над заполненным зрителями партером.

– Они избили его!

– О чем ты, Эсме?

– И бросили в реку!

– Эсме!

– Ш-ш-ш!

– Госпожа, сядьте немедленно!

– …А сейчас ваш воротник принялся за нугу!

Схватив свою шляпу, матушка по-крабьи полезла вдоль ряда кресел, по пути сокрушая толстыми подметками своих ланкрских башмаков лучшие образчики анк-морпоркской обуви.

Нянюшка неохотно уселась обратно на место. Последняя песенка ей очень даже понравилась, и она бы с удовольствием похлопала. Но в ее паре ладош не было нужды. Как только затихла последняя нота, публика буквально взорвалась аплодисментами.

Нянюшка Ягг взглянула на сцену, кое-что подметила и улыбнулась.

– Неплохо, а?

– Гита!

Она вздохнула.

– Уже иду, Эсме. Звиняйте. Звиняйте. Пршу прщения. Звиняйте…

Матушка Ветровоск уже была в обитом красным плюшем коридоре. Она стояла, уткнувшись лбом в стену.

– Это очень опасно, Гита, – пробормотала она. – Все так запутано. Вряд ли я смогу что-то исправить. Бедная душа…

Вдруг матушка выпрямилась.

– А ну-ка, Гита, посмотри на меня.

Гита послушно уставилась на нее широко раскрытыми глазами и лишь слегка поморщилась, когда в ее сознание проскользнул обрывок видений матушки Ветровоск.

Матушка решительно надела шляпу и запихала под поля седые космы. Затем она вытащила, одну за другой, восемь шпилек и тут же воткнула их обратно на место. Все это она проделала, нахмурив брови и с той же сосредоточенной решимостью, с какой наемник проверяет перед боем состояние своего оружия.

– Вот теперь все в порядке, – сказала она наконец.

Нянюшка Ягг расслабилась.

– Не то чтобы я с тобой не согласна, Эсме, – сказала она, – но было бы неплохо, если бы ты воспользовалась зеркалом.

– Вот еще, деньги на всякую ерунду тратить… – буркнула матушка.

И после этого, уже во всеоружии, она решительно зашагала по коридору.

– А честно говоря, ты молодец. Приятно было наблюдать, как ты сохранила спокойствие, когда тот нахал потребовал, чтобы ты сняла шляпу, – проговорила нянюшка, слегка задыхаясь и едва поспевая за своей подругой.

– Не хотела портить ему вечер. Завтра он умрет.

– О. И от чего же?

– Его задавит повозка.

– А почему ты его не предупредила?

– Я могу ошибаться.