Маскарад повесы

— Значит, все эти годы ты наказывал меня за мамин грех? — проговорила она, захлебываясь слезами, и его плечи тоже затряслись от рыданий. — Ах, Джаспер, Джаспер! Почему ты не сказал мне правды, почему позволил этой ужасной тайне встать между нами? Поверь, я бы не стала тебя меньше любить! Ты был и останешься моим отцом, несмотря ни на что!

Джаспер поднял на нее залитое слезами лицо.

— Ты не представляешь, какая обида все эти годы жгла мое сердце! — глухо заговорил он. — Смерть отняла у меня жену, а дочь оказалась чужой. У меня больше нет детей, я один на белом свете! Знаешь, каково это — потерять женщину, которую боготворил, и узнать, что она любила другого? Ее измена отравила все, даже любовь к тебе, Кэт! Каждый раз, глядя на тебя, я думал о том человеке, Уильяме, с которым согрешила Марианна. Я ненавидел ее и — господи, прости меня, грешного! — начал ненавидеть тебя. О, дорогая, я так любил тебя до того страшного дня и люблю до сих пор! Ты — единственное, что у меня еще осталось!

Он зарылся лицом в ее колени, дав волю горю, которое столько лет терзало его упрямое гордое сердце. Кэт начала гладить отца по взлохмаченным седым волосам, чувствуя, как от его слез намокает платье. Когда он наконец успокоился, она сказала:

— Папа, поднимайся, не то Мэгги придется сушить мое платье.

Джаспер улыбнулся сквозь слезы и встал.

— Знаешь, я просто старый дурак! — сказал он и тряхнул головой, словно хотел окончательно прогнать тяжелые мысли. — Пожалуйста, не зови меня больше Джаспером. Подумать страшно, что я мог докатиться до такой низости!

Он протянул ей руку, помог подняться на ноги и обнял, как бывало в детстве.

Оседлав лошадей, отец и дочь отправились на прогулку, чтобы проститься с родными холмами. Они проскакали по древней, проложенной еще римлянами, дороге среди пшеничных полей, за которыми поднимался древний Куинингский лес, и несколько раз пересекли извилистую речку Черинг по приземистым каменным мостикам. Распущенные рыжие волосы Кэт развевались на по-летнему теплом ветру, она скакала позади отца, ощущая, что ее мятущаяся душа постепенно обретает прежнее спокойствие. Глядя в широкую спину сквайра, девушка с горечью думала, что, откройся он ей раньше, они не потеряли бы пяти лет жизни, проведенных во взаимном отчуждении и тревоге, и смогли бы сохранить имение. Но в ее душе больше не было отчаяния.

Словно почувствовав ее взгляд, Джаспер натянул поводья, чтобы дать дочери возможность его догнать. Поравнявшись с ним, Кэт тоже придержала лошадь, и дальше они поехали шагом. Девушка с удивлением и радостью посматривала на отца — он просто на глазах помолодел.

— Теперь мы начнем новую жизнь, Кэт! — громко, с воодушевлением, как в былые времена, воскликнул он. — Сейчас самое время исполнить мою давнюю мечту — уехать в колонии, за океан. Немного труда и везения, и мы с тобой заработаем себе там новое состояние!

Охваченная нежностью к отцу, Кэт улыбнулась:

— С удовольствием, папа! Я обожаю путешествия!

— Ты никогда мне об этом не говорила, девочка моя. — Сквайр с удивлением посмотрел на нее, а потом печально покачал головой. — Впрочем, нет, кажется, говорила, только очень давно… Господи, какой же я болван! Простишь ли ты меня когда-нибудь, дорогая?

Чтобы отец не увидел ее слез, Кэт взмахнула поводьями и помчалась вперед.

— Догоняй! — крикнула она через плечо. — Ну-ка, кто первый поднимется на Борамский холм?

Оглядев массивную деревянную вывеску над входом в гостиницу «Лебедь и гусь», которая, казалось, ежесекундно грозила рухнуть на головы прохожих, Джеймс заметил:

— Милостивый боже, если это чудовищное произведение деревенского маляра так жалобно скрипит на легком бризе, то как оно выдержит сильный восточный ветер?

Вышедший следом за ним Эшвелл натянул перчатки и тоже посмотрел на вывеску. Она изображала пару водоплавающих птиц, давших название гостинице, шеи которых были почему-то странно переплетены между собой.

— Зато у местных обитателей есть на что держать пари! — резюмировал он.

Начищенная воском элегантная коляска Эшвелла, запряженная парой черных жеребцов, уже дожидалась хозяина у крыльца. Застоявшиеся кони фыркали и переминались с ноги на ногу, с нетерпением дожидаясь возможности показать свою силу и резвость.

— Ваши кони просто звери, милорд! — с восхищенной улыбкой крикнул юный помощник конюха, державший их под уздцы.

Эшвелл улыбнулся в ответ и с гордостью оглядел своих лошадей — пара и впрямь была хороша. Подумать только, неумеха Джеймс едва не угробил таких красавцев! Это еще один достойный сожаления результат злосчастного маскарада…

Мысли Эшвелла вновь обратились к Кэт. Он придумал, как исправить свою ошибку, хотя план этот был достаточно рискованным. Впрочем, выбора у него не было — он знал, что Кэт слишком упряма и горда, и не видел иного способа, чтобы ее вернуть.

Господи, другой такой строптивицы нет на всем белом свете! И все же он любит ее без памяти.

Взобравшись в коляску, Эшвелл взял в руки вожжи и уже собрался тронуться в путь, когда его внимание привлек непонятный шум, доносившийся из гостиницы.