Маскавская Мекка

— Ой, какие гости-то у нас! — умильно пропела она. — Митька, ну-ка вынь сапоги! Под кроватью!

— Вот! Так и знал. Теперь сапоги, — не пошевелившись, угрюмо отозвался золотушный мальчик лет двенадцати.

— Батя, подвиньтесь, — приказал Горюнов.

— Уж вы извините, — трандычила жена. — Уж теснота у нас, теснота!.. не повернешься!

— В тесноте, да не в обиде, — отмахнулся Кирьян. — Мы на минуточку.

Старик, сидевший у стола, оглядел гостей сощуренным взглядом прозрачных глаз, закряхтел и стал послушно перебираться в угол, повторяя с выражением натужной приветливости:

— Добро пожаловать… конечно!.. с нашим удовольствием… пожалуйте!..

— Ира! — воодушевленно продолжил хозяин дома. — Давай-ка нам капустки, огуречиков! Да картошечки поставь!.. Садитесь пока, садитесь. В ногах правды нет. Ну-ка, батя. Опять вы не у места. Подвиньтесь… или сядьте вон на сундук. Не видите? — не пролезу. Я стакашки… вот они, родимые.

— Сынок, да ты меня загонял, — сказал Савелий Трифонович, но все же закряхтел и вновь принялся пересаживаться.

Твердунин осторожно попробовал стул — не шатается ли.

— Стройными рядами, — весело толковал Горюнов, расставляя объемистые граненые стаканчики и небольшие тарелки. — Как на параде. — И вдруг всполошился: — А помидоры-то! Тещины помидоры-то!.. Ну-ка, выложи в мисочку!

Буквально через минуту появились и огурцы, и капуста, и лоснящиеся помидоры, томно лежащие в прохладном рассоле.

— Хороша закуска — кислая капустка, — балагурил Горюнов, тасуя миски по столу с целью, видимо, опытным путем отыскать схему их оптимального расположения. — И подать не стыдно, и сожрут — не жалко! А, Кирьян? Подсаживайся, подсаживайся! Что ты как просватанный! Михалыч! Помидорчика!

Кирьян придвинул стул, а Игнатий Михалыч уже крякнул, поиграл ноздрями и выщупал себе самый большой, к которому прилипла укропная веточка.

— Ты бы китель накинул, — сказала Ира, любовно оглядывая мужа.

— Подожди! — озабоченно отмахнулся тот. — По скольку наливать-то?

Твердунин поднял брови и вопросительно посмотрел на Кирьяна.

— Ты, Савельич, наливай по полной, — посоветовал тот. — Лучше не допьем.

— Батя, вы будете?

— Ой, Витюша, его же потом не остановишь, — страдальчески сморщилась Ира.

— Ну что ты, Ира, — жалобно сказал старик. — Ну почему? Немножко-то… У меня и день сегодня такой неприятный. Я же рассказывал: пришел с калэсом, честь по чести… а она меня теорией этой дур… — поперхнулся, испуганно посмотрев на Твердунина; но его все равно никто не слушал, — и Савелий Трифонович только с горечью махнул рукой, беззвучно дошевеливая губами окончание фразы.

— Батя есть батя, — рассудительно произнес Горюнов. — Ничего не попишешь.

И налил еще один стаканчик.

— Будем, — сказал он затем.

— Будем, — согласился Твердунин, сразу же запрокидывая голову: только движение кадыка отметило, что жидкость пролилась по назначению; зажмурился, присосавшись к помидорной кожице, с хлюпаньем втянул сок и, мыча, утерся тыльной стороной ладони.

— Будем! — кивнул Кирьян, мелко выпил, значительно посопел и стал без спешки накручивать вилкой блондинистую прядь квашеной капусты.

Ира жеманно задышала, маша ладошкой, и тут же принялась бойко хрустеть огурцом, а старик безмолвно проглотил водку, потянулся было к закуске, да так ничего и не выбрал.

— Да-а-а, — с сожалением протянул Твердунин.

— А я считаю — правильно! — сказал Кирьян.

— Что — правильно? — спросил Горюнов.

— Да про мавзолей-то этот.

— Да не может этого быть, — сказал Твердунин.

— А! Мавзолей-то? Есть такое дело! — почему-то обрадовался Горюнов, разливая по второй. — Почему неправильно? Почему не может быть? Я еще на службе узнал. Клопенко распорядился: шестьдесят голов на бетонный. Я говорю — да вроде недавно брали? А он: так и так, говорит. Мавзолей, говорит. Такие дела. Надо, говорит, помочь. Завтра пораньше двинусь. Часикам к шести, закончил он и приосанился.

Старик что-то пробормотал. Ира бросила на него испепеляющий взгляд, и он сделал вид, что поперхнулся.

— Опять тебя! — сказала Ира, вновь глядя на мужа. — А почему ты? Почему к шести? Ты же к восьми должен! Как что — сразу тебя! Других-то нету, что ли? Козельцов почему не может распорядиться?

— Ай, перестань! Ты что, не понимаешь? Это дело серьезное. Козельцов! Козельцов так и будет в капитанах всю жизнь сидеть. А я майора скоро получу. Есть разница?

— Ну прямо так и тычут во все дырки, — с горделивым недовольством заметила Ира. — Ужас один. Ни с ребенком заняться, ни чего. Чуть что Горюнов. Через день на ремень.

— Да ладно тебе, — вздохнул Горюнов. — Будем!