Маскавская Мекка

Снова легкий ропот взволнованного удовлетворения пролетел по толпе.

Он оглянулся и щелкнул пальцами.

— Наконец-то, — полувздохнула-полувсхлипнула женщина в паутинке. Она прижалась к своему спутнику и зябко просунула ладошку ему под локоть. — А то все базарит, базарит…

— Какие сегодня условия, Топоруков? — крикнул бледный человек в синем лоснящемся костюме.

Подиум начал мягко поворачиваться. Чтобы оставаться на прежнем месте по отношению к залу, Топорукову приходилось несколько переступать. За его спиной из льдистой поверхности на глазах вырастали какие-то хирургически поблескивающие устройства, похожие на диковинные растения.

— Как обычно, господа. Все как было. Человек не меняется, верно? Жизнь не становится дороже. Каждый из вас — это по-прежнему пятьсот тысяч таньга. Как одна копеечка. Есть, по-прежнему, и мелочевка, — он пренебрежительно скривил губы. — Руки-ноги, ерунда. Триста, двести, сто и пятьдесят. Четыреста проходят как зеро. В случае выигрыша выплата немедленно. Равно как и в случае проигрыша. Прошу, маэстро!

Человек, одетый как органист кафедральной мечети, подошел к пульту, серьезно раскланялся, затем вознес растопыренные пальцы и тут же яростно вонзил их в разинутую пасть клавиатуры.

Вопреки ожиданиям, послышалась не токката Баха и не вторая часть симфонии Садбарга «Шашмаком».

Вместо этого всего лишь ударил гонг.

Правда, гул его был так тяжел и низок, так пугающе плотен, что заставлял тревожно трепетать бронхи.

— У-а-а-а-а-а!..

И еще раз:

— У-а-а-а-а-а-а-а!..

И еще.

Между тем второй — красные шаровары, голый торс, на лице спецназовская маска, придававшая ему совершенно палаческий вид, — уже возился возле своего механизма. Он повернул стальной штурвал, отчего несколько хромированных зубьев опасно заходили друг навстречу другу, напоминая движение иглы швейной машины. По-видимому, подвижность зубьев вполне удовлетворила испытателя. Продолжая проверку, он выдвинул стальной ящик и достал из него капустную голову. Аккуратно пристроив ее куда следовало, пнул босой ногой широкую педаль: лезвие гильотины блеснуло, стремительно скользя по направляющим, сочно чавкнуло, разрубая кочан, и вот уже стало неспешно возвращаться на место.

— У-а-а-а-а-а-а-а-а-а!..

Посовав половинки обратно в ящик, палач смахнул влажные крошки и принялся размашисто работать хромированными рычагами: они приводили в движение четыре тяжелых ножа, которые безжалостно рубили плаху. Щепок не было видно: должно быть, плаха была пластиковой.

— У-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!.. — раскатистым громом ревел гонг.

Оставив в покое ножи, человек в маске перешел на другую сторону механизма, решительно взялся за цепь, продетую в зубья верхнего колеса, и приналег. Лязгая, цепь пошла вниз. Поворачиваясь, колесо через несколько масляных шестерен привело в движение систему шкворней и балансиров. Металлическое ложе, оснащенное креплениями для конечностей, стало медленно подниматься.

— Готово? — спросил Топоруков.

— Муму, — невнятно ответил палач.

Топоруков вскинул ладонь.

Гонг смолк.

Найденов ждал, что вместе с угасанием его остаточного гула прекратится и противное дрожание в груди, однако этого не случилось.

— Господа, — негромко сказал Цезарь Самуилович. — Начинаем. Напоминаю: вы имеете полное право не отзываться, когда прозвучит номер вашего билета. Это означает лишь то, что ваш билет безвозвратно выбывает из кисмет-лотереи. Эге?

Удовлетворенно кивнув, он подошел к покоящейся на подставке сфере, похожей на обсерваторский глобус, однако имевшей важное отличие от последнего: сфера была совершенно прозрачной, что позволяло видеть наличествующую в ней систему перегородок и перекладин.

Служитель почтительно подавал ему очередной шар. Щурясь, Топоруков поднимал его над головой, показывая залу, и, назвав, опускал в отверстие.

— Раз! — выкрикивал он при этом. — Два! Три! Четыре!

Когда все пятьдесят были загружены, служитель отступил. Сделал шаг назад и Топоруков. Без видимых механических причин глобус медленно поднялся над подиумом метра на четыре и замер. Через мгновение он начал светиться. Еще через секунду пришел в движение.

Поклонившись на три стороны, служитель присел на корточки. В руках у него было несколько палочек, размером и формой напоминающие граненые карандаши. То и дело поглядывая вверх, он принялся выставлять их на подиуме по кругу под самым центром глобуса. Стоять на торцах палочки решительно не желали и то и дело падали. Особенно много хлопот доставила последняя, пятая. Когда, наконец, и она заняла свое место, кто-то в зале нервно хихикнул.

— Осталось только хлопнуть в ладоши, — заметил Топоруков.

Служитель удалился на цыпочках.

Задрав голову, Цезарь смотрел на глобус. Глобус вращался, завораживающе поблескивая. Было слышно лишь негромкое постукивание, с которым шары внутри него неторопливо падали с перекладины на перекладину.

— Три… — громким шепотом сказал Топоруков, разводя руки и не отрывая взгляда от вращающейся сферы. — Четыре!