Маски

Так заканчивалось эссе.

Теория Миэко Тогано очень заинтересовала Ибуки. Из «Истории японских магических обрядов» и других источников он был знаком с гипотезой о том, что древнее племя ямато вполне могло занести в Японию урало-алтайские формы шаманизма. А в самом японском фольклоре мифы о богине солнца Аматэрасуомиками свидетельствуют, что боги говорили устами прорицателей еще в доисторические времена. Подобное свидетельство можно найти и в «Кодзики» [25], в эпизоде с императором Тюаем, когда божество вселяется в императрицу Дзиндзю Кого и через нее отдает приказ напасть на Корею.

Но предположение о связи между госпожой Рокудзё и древней колдовской традицией Ибуки никогда раньше не встречал в трудах комментаторов. Оно его впечатлило, хотя резкие скачки мысли Миэко отдавали доморощенным догматизмом и самоуверенностью.

Несмотря на то что эссе было опубликовано более двадцати лет назад, Миэко ни разу не упомянула о нем на встречах дискуссионной группы. В ходе изучения одержимости духами, которое начал Акио и подхватила Ясуко, можно было ожидать, что Миэко покажет эссе одному из них или обоим сразу, но, поскольку Ясуко никогда об этой работе не говорила, Ибуки пришел к выводу, что ей известно не больше, чем ему самому.

В любом случае, Миэко с излишним рвением защищала госпожу Рокудзё, словно та была ей родной сестрой.

Он снова припомнил, как в поезде Ясуко сравнивала тайны своей свекрови с ночными ароматами сада; возможно, молчание Миэко о своих достижениях на литературоведческом поприще является лишним подтверждением тому, что у нее есть что скрывать. Возможно, она даже воспользовалась образом госпожи Рокудзё, чтобы написать о собственной духовной силе.

Вполне очевидно, что Миэко преуспела в сводничестве: он уже по уши увяз в романтических отношениях с Ясуко. Ибуки не переставал этому удивляться, поскольку никаких признаков симпатии Миэко по отношению к себе никогда не замечал, и никак не мог понять, что бы это все могло значить.

– Ты спать не идешь? – капризно поинтересовалась Садако, заглянувшая в кабинет, и он автоматически накрыл эссе книгой.

Ибуки прекрасно знал причину недовольства жены: с той самой поездки в Киото он не испытывал к ней никакого влечения, хотя с Ясуко переспал лишь однажды. Отношения между мужем и женой стали натянутыми, оба ощущали неловкость.

– Сейчас, еще минуточку.

– Ты уже в третий раз это повторяешь. Причем первый был час назад.

– Извини, я читал про одержимость духами. Очень захватывает, никак не мог оторваться.

– Доктор Микамэ дал?

– Одолжил на время. Зайди-ка на минуточку. Я хочу спросить тебя кое о чем. Ты ведь знаешь поговорку «Ад ничто по сравнению с женщиной в ярости». Неужели женщины и вправду такие мстительные? А ты, Садако? Предположим, кто-то выводит тебя из себя. Смогла бы ты наслать на него проклятия, да так, чтобы они материализовались?

– Прекрати нести чепуху, – поморщилась жена. – Я не из таких. Кроме того, мне прекрасно известно, что желать еще не значит добиться. – (Всю войну Садако неистово молилась о возвращении брата, но безуспешно.) – Давай оставим это. Сегодня нам снова принесли квитанцию об уплате налога с имущества. В следующий раз судебный пристав явится, достукаешься. На твоем месте я бы вот о чем думала, а не о каких-то там мифических призраках.

Неожиданно классические черты лица жены показались Ибуки комичными – рефлекторная реакция на тот забавный факт, что он сам боялся прихода судебного пристава даже больше, чем она.

– Что смешного? – надулась Садако.

– Ничего.

– Я серьезно говорю. Вот арестуют за уклонение от уплаты налогов, тогда даже встреча с призраком цветочками покажется.

– Ты права. Могу поклясться, тебя больше всего пугает, что муж может работы лишиться. Так ведь?

Ибуки поднялся и как ни в чем не бывало обнял жену за плечи. Шея ее напряглась. С легким отвращением Ибуки заметил, как проступили вены, бегущие от плотно сжатых челюстей к сонной артерии, и неожиданно вспомнил, что она на год или на два моложе Ясуко. На него словно ушат ледяной воды вылили.

II. Масугами

Эта маска просто уникальна,

Она изображает женщину в ярости.

Тоёитиро Ногами.

Комментарии к маскам Но

Ясуко проснулась от собственного крика. Она вся вспотела, рука во сне упала на грудь. С усилием размяв затекшие пальцы, женщина включила ночник и села.

Из-под абажура полился винно-красный свет, и в этом тусклом сиянии Ясуко в пижаме в красную полоску походила на худенькую хрупкую девочку.

– Ясуко, – раздался голос из-за старинных фусума [26], отделанных почерневшей от времени серебряной фольгой; за ними была спальня Миэко. – Тебе кошмар приснился? Я слышала твой крик. Лежала здесь в полудреме и вроде бы как позвала тебя и даже пошла утешить, но потом оказалось, что я все еще в своей постели.