Читаем Маски полностью

— Итак, — медленно проговорил он, — ставлю двадцать пять долларов, мой милый Смит, что через час я спущусь вниз и обнимусь с моей квартирной хозяйкой миссис Флаерти как ее старый возлюбленный, и все будет хорошо.

Смит достал свои деньги.

— Даю десятку сверху.

Уильям Латтинг молча покачал головой:

— Вы наивны. Вы плохо меня знаете. Считайте, плакали ваши денежки.

В десять утра в дверь миссис Флаерти постучали как никогда нежно и ласково. И когда она отворила ее, перед ней возникла деревянная личина с вырезанной на ней лучезарной улыбкой и развеселыми глазами.

— Ах, миссис Флаерти!

— Кто это?

Она прижала ладонь к губам.

— Это ты?

— Ну вот, пришел и напугал милую женщину, — сказала жизнерадостная маска.

— Мистер Латтинг, — сказала она.

— Вы ведь впустите этого скверного человека, не правда ли? — спросил он.

— Что такое?

— Я глубоко опечален и раздосадован. О, примите мои извинения, прошу вас о прощении, а не то я умру.

— Но вы были такой странный, — сказала она, стоя в дверях.

— Чудовище, дикарь, варвар, подлец, подонок.

— Не всё сразу, — сказала она.

— А еще болван, жулик, трусишка и чей-то там сын…

— Умоляю!

Она взглянула на обманчиво сияющее лицо. Он сцепил пальцы, словно поклонялся ей. Схватил ее за руку и облобызал губами теплой маски.

— Снисхождения! Вы — леди, а я — неотесанный мужлан!

— Ну я бы не сказала.

В ее глазах читалась неуверенность.

— Вы были так любезны, что поднялись ко мне по всем этим ступенькам, с ноющей спиной…

— Как вы узнали?

— Спины всегда побаливают, мадам, а боль в вашей спине — перл среди всех болей! Я виноват. Возьмите деньги. И вот еще доллар в придачу. Угостите всех дам шоколадным мороженым и расскажите, как этот гадкий мистер Л. обращался с вами и как он потом вынужден был платить отступного, чтобы ему это сошло с рук.

— Теперь вы ведете себя очень даже благопристойно, — сказала она.

— О, как отрадно слышать это от вас. Я весь в горячечном возбуждении. Во мне все бурлит!

— А я как раз затеяла чаепитие, — сказала она. — Зайдете на чашечку?

— Вы завариваете только лучший чай. Сочту за удовольствие.

— Вот бы вы всегда так себя вели.

Она отправилась за сервизом.

— Но ведь артисты такие нервные и своеобразные.

— Желудок.

Он взял у нее розовую чашку.

— Знаете ли, у меня с желудком неладно.

— Ах, бедненький. Кусочек сахару или два?

В двенадцать пополудни мистер Латтинг похлопал Смита по груди.

— Гоните деньги, — сказал он.

— Какие деньги? — спросил Смит.

— Смотрите, — сказал Латтинг.

Он постучал в окно и помахал миссис Флаерти, которая вывешивала свежее белье на веревку на залитом солнцем заднем дворике.

Она помахала ему в ответ и захихикала.

— Черт побери! — и мистер Смит выудил из кармана деньги расплатиться за проигранное пари.

Маленькая девочка играла желтым мячиком, когда мистер Уильям Латтинг спустился во двор глотнуть свежего полуденного воздуха.

— Привет!

Латтинг посмотрел на нее сверху вниз. Она показалась ему очень нежной, теплой как молоко, очень вежливой и заинтересованной им. Она сначала отвела глаза, а потом снова посмотрела на его умеренную, простую бесстрастную маску.

— Я — Анна Монтгомери, — сказала она. — Я живу на втором этаже в конце коридора. А вы — мистер Латтинг.

— И тебе хочется узнать, почему я ношу эту маску, — сказал он.

— Да.

— И зачем я переехал в этот район из очень престижного района у реки, при том, что у меня есть роскошная машина. Вот что тебе хочется знать. Так?

Она ненадолго задумалась, а затем кивнула.

— Ну, — сказал он очень тихо, присаживаясь рядом. — Я ношу эту маску, чтобы меня спрашивали, зачем я ее ношу.

— А!!! Ха-ха-ха!!! — рассмеялась она.

— Нет, вполне серьезно! В самом деле! Никаких других причин. Если хочешь, назови это экспериментом.

— А что под ней? — поинтересовалась она, глядя на его неподвижный рот.

— Тоска зеленая, — ответил он.

Ветер трепал ее мягкие локоны. Она крепко сжимала резиновый мяч.

— Нет, я хочу сказать, что у вас под маской?

— Лицо.

— Тогда почему вы им не пользуетесь?

— Я не умею ходить с каким-то одним выражением на лице. Милая мадемуазель, в наши времена невозможно хранить на лице одно-единственное выражение. Если я улыбаюсь, то получается лицемерно. Прости, я хочу сказать, я не чувствую, что у меня на лице улыбка, это просто игра. Если я улыбаюсь, моя улыбка вырождается в печаль. Как бы это объяснить? Я лишен переживаний. Я — Пустотелый Человек. Один из величайших пустопорожних человеков нашего времени. Я совершенно полый.

— У вас есть сердце, легкие, желудок и печень.

— В этом нас уверяют ученые, причем чеканным и безапелляционным тоном.

Девочка призадумалась и повернулась к нему, когда ей пришел в голову новый вопрос:

— Вы ходите в церковь?

— На этот случай у меня тоже припасена изумительной работы маска, бледная, словно чистейший костяной фарфор, и высокохудожественная. Ей-богу, она совершенно бесстрастна: из нее вытравлены, выпарены последние остатки чувств и эмоций. Ее глаза возведены только и только к небесам. Из золотистого венчика на макушке постоянно струится слабый аромат ладана. Могу как-нибудь дать тебе поносить. Она хранится у меня наверху в футляре.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее