Маски

Заборский хватает жалобную книгу и в том месте, где должен быть изложен ответ администрации магазина на претензию покупателя, пишет: «Я, председатель бытовой комиссии Заборский, заявляю, что все это клевета и выдумка… этому человеку верить нельзя… Он злостный нарушитель социалистического общежития, и я на него уже составил акт. Таким людям не место среди нас, в чем и расписываюсь…».

Видимо, председатель комиссии очень торопился. Иначе он, прежде чем расписаться, должен был написать такую фразу: «…а также запрещаю продавать ему молоко, простоквашу и прочее».

Приговор грозен и неумолим. Какая священная беспощадность сокрыта в нем!

Становится даже чуточку страшновато. Сидишь дома, мирно пьешь чай вприкуску, и вдруг приходит Заборский. Он составляет на тебя акт, и ты уже морально убит. Ты скомпрометирован, дезавуирован и ликвидирован. Каждое слово акта звучит как решение суда последней инстанции.

Ночью тебя преследуют кошмары и чудится голос Заборского:

— Народ, разойдись: председатель бытовой комиссии идет!

Если под словом «общественник» понимать самодеятельного начальника, с упоением пользующегося властью, которой ему никто не давал, то первым таким общественником был чеховский Пришибеев.

Как известно, он действовал из чистого энтузиазма и совершенно бесплатно. Только актов не составлял и не вступал в полемику с нарушителями на страницах жалобной книги.

Худо, очень худо, когда в общественных организациях появляются чиновники, «облеченные всей полнотой власти». И уж совсем никуда не годно, если они, пользуясь своим высоким положением, начинают сводить личные счеты.

Общественности ныне предоставлены очень широкие нрава. Мы учимся коммунистическому самоуправлению. И вдруг встречаемся с самоуправством, с нетерпимым парадоксом. Ведь общественность для того и существует, чтобы коллективно, всем народом рассудить, что к чему, не допустить злоупотреблений, перевоспитать сбившихся с дороги.

И те, кто призван перевоспитывать, должны быть сами чисты и безупречны, должны пример являть другим. Только такие люди и могут занимать место в товарищеских судах, в домовых и уличных комитетах.

Пусть не обвинят нас в том, что мы изрекаем азбучные истины. Но, видимо, не всем кажутся они столь азбучными. Иначе почему в товарищеский суд ЖЭК-2 избрали людей, поведение которых само требует вмешательства общественности? И вполне понятно то, что этот суд не смог работать: между членами его моментально возникли те горячие, искренние отношения, которые именуются склокой.

Поневоле воскликнешь:

— А судьи кто?

Есть кое-где одна несколько легкомысленная традиция: в общественные организации избирают не тех, кто лучше, а тех, кто быстрее дает согласие. Лишь бы поскорее проголосовать!

Раз так, выдвиньте кандидатуру гражданки Гранаткиной, которая живет в доме № 17 по Непроезжей улице, — она немедленно согласится. Облеченная полномочиями общественности, Гранаткина явилась в народный суд. И произошло нечто исключительное: суд не только не допустил ее для участия в процессе, но и предложил, чтобы Гранаткина немедленно покинула зал заседаний.

Почему же так круто обошлись с представительницей общественности? Почему не приняли ее верительных грамот?

У народного суда было на сей счет весьма обоснованное мнение. Ему было известно, что Гранаткина — образец типичной склочницы из коммунальной квартиры. Пожертвовав всеми удобствами, соседи сбежали от нее, поменявшись с другими. А вскоре и те, кто только что приехал, тоже сбежали — не выдержали.

Читатели, привыкшие встречать под рубрикой «фельетон» веселые курьезы, возможно, будут огорчены нашим повествованием: смешного в нем ничего нет. Действительно, это не смешно, это весьма печально. Печально то, что ретивые начальники, карьеристы и склочники пытаются подменить собою общественность. Отъявленные нарушители общественного порядка выступают под маской ревнителей оного.

И нам вовсе не хотелось живописать их поступки и действия. У нас было другое желание: обратить внимание общественности на Ларионова, Заборского, Гранаткину и им подобных. Такие люди, прикрываясь авторитетным именем общественности, могут много нарубить дров. Ой как много!

А кто позволяет «дровосекам» заниматься своим любимым делом? Мы с вами, дорогие граждане. Мы, когда спешно поднимаем руку: «Марью Ивановну выдвинули? Пусть. Слава богу, не меня».

Нарушитель спокойствия

У него были голубые глаза и темное прошлое.

Разумеется, это не исчерпывающая характеристика. Если говорить о глазах, следует добавить: глаза были еще и наглые. Что касается прошлого, то здесь необходимы комментарии более пространные.

Прежде всего уточним возраст. Читатель неизбежно ошибется, представив себе человека пожилого, в летах. Слова «темное прошлое» породят у него догадку, что речь идет о бывшем кулаке, стрелявшем из обреза непроглядной осенней ночью, или о матером уголовнике, которому разные суды в разное время дали в общей сложности тридцать пять лет заключения.