Маски Черного Арлекина

Магнус развернулся и вышел из шатра, он не хотел, чтобы Кровавое Веретено увидел его истинные чувства. Злая шутка Черного Арлекина, состоявшая в том, чтобы убить по одному всех Ступивших за край, обернулась для самого шутника вовсе не веселостью и смехом. Хранн Великий, как же надоело уже себя сдерживать: достаточно проходил в маске – двадцать пять лет... Теперь их всех не стало. Да, он желал им смерти, он лелеял эту мечту изо дня в день, но, когда все сбылось, он понял. Слишком поздно до него дошло, что некроманты Умбрельштада и ордена Руки и Меча были более близкими друг другу, чем просто соратники на поле брани и помощники в ритуалах, – они действительно были братьями. Вздорными, склочными, заносчивыми, мстительными и ревнивыми, как... как настоящие братья. Именно так их всегда называл Черный Лорд, да и он сам их часто так называл, не придавая особого значения традиционному орденскому обращению. Когда все они умерли, рекомый Черный Арлекин понял, что в отличие от всех существующих орденов этого мира только они были друг другу братьями не на словах.

Когда некромант исчез в пепельном облаке, Арсен Кровавое Веретено прошептал ему вслед:

– Прощай, Магнус Сероглаз. Будь счастлив со своей любимой и вспоминай иногда нас.

Глава 8 Драконий грех

Ладонь крепко сжала меч —

Тот крови решил испить.

Так ворон приносит весть,

Что жизни порвалась нить.

Злой вестник – его ли вина,

Что плачет вдова над могилой?

Напыщенна сталь и остра —

Рвать плоть ее с детства учили.

Клинок скажет: «Я ни при чем,

Ведь меч паладина свят»,

И можно ли спорить с мечом,

Коль рыцарь во всем виноват?

Но тот лишь плечами пожмет —

Врага он сразил в бою честном.

«В атаку!» приказ был – и вот:

Мертвец – на поле безвестном.

Магистр тот приказ отдавал,

И тысячи копий внимали,

Никто из них даже не знал,

Как мужа погибшего звали.

Кто отдал приказ, кто исполнил?

В чем разница, кто из них прав?

Вот только не их будут помнить,

И плач не по ним в небесах...

«Убийца». Неизвестный менестрель

10 сентября 652 года. Северо-запад королевства Ронстрад. Графство Сар-Итиадское. Сар-Итиад

В «Кинжале и монете» было пусто, если не считать вечно пьяного менестреля за столом недалеко от входа и, конечно же, самого хозяина заведения. В это время суток посетителей вообще мало, а сегодня еще и намечался спуск на воду нового корабля со всем причитающимся в виде дармовой выпивки и столь любимых матросами напутствий новоиспеченному капитану. Вот весь честной народ и толкался на пристани, позабыв о трактире. Готовился выйти в свое первое плавание трехмачтовый «Сумеречный Ветер», одно из лучших судов, когда-либо строившихся в славном городе Сар-Итиаде. Говорили, он мог превзойти в скорости даже самого «Морского Змея» Джеральда Рифа, и Илдиз Тагур склонен был этому верить – новый корабль был чудо как хорош, вот бы еще, кстати, узнать, как там дела у самого Джеральда на далеком штормящем юге.

Илдиз уже подумывал, не пойти ли самому на пристань, не присоединиться ли к веселью, закрыв к Бансроту этот трактир и выпроводив восвояси ненасытного пьяницу Брайана. В последнее время менестрель все меньше и меньше нравился Тагуру, ибо пил беспробудно, песни пел вконец охрипшим голосом, а стихи декламировал заплетающимся языком, при этом часто забывая и путая слова. Что же касается новых баллад, хоть сколько-нибудь походящих на те, прежние, шедевры слова, которыми славился Брайан Звонкий в своей не такой уж далекой молодости, то о них и вовсе можно было забыть – за весь год из-под его пера не вышло ни единой осмысленной строчки. Илдиз критически посмотрел на упавшего лицом в стол пьяницу-барда. Еще бы, столько пить. Может, и вправду пора уже выставить Брайана вон? Он уже много раз собирался именно так и поступить, но что-то не давало трактирщику просто взять и выгнать менестреля – возможно, светлая память о когда-то написанных Брайаном чудесных песнях, однажды растопивших его черствую душу пирата.