Маски Черного Арлекина

– Почему он так поступил? Неужели он мне мстит? – Рыцарь злился – он просто ничего уже не понимал. – Мстит мне за то, что у него самого не было свободы? Свободы от войны, от обязанностей, от долга? Потому что я люблю? Потому что хочу быть с любимой, а не с полутысячей солдат, с теми, кому меч – и брат, и отец, и жена?

Паж расхохотался. Сэр Джеймс тоже улыбнулся, вяло и вымученно.

– Помните, сэр Джеймс, что вас выбрали, потому что вы можете что-то изменить. Рыцарство почти умерло, как сказал один знакомый вам рыцарь. Оно все это время шагало к бесславной гибели, и до зловонной придорожной канавы (а вовсе не до гордого мавзолея) осталось всего несколько шагов. Единицы тех, кто мог что-то сделать, уже ничего не в состоянии предпринять. Они разуверились, они опустили головы, предпочитая плыть по течению.

– Но как поступить мне? – Рыцарь не задумывался, почему спрашивает это у малолетнего пажа, которого называют Чурбаном.

– Как велит вам ваше сердце. Оно же привело вас к вашей старой комнате.

Сэр Джеймс поднял глаза и оглянулся. И действительно – все это время он сидел, прислонившись спиной к двери своей кельи, которую не посещал несколько лет.

– Просто зайдите, вдохните пыль от тех ваших поступков и мечтаний, что сделали вас рыцарем. Просто вспомните, кто вы и зачем вам все это.

Паж поднялся и, больше не прибавив ни слова, пошел по коридору к лестнице. Паладин встал на ноги и распахнул дверь.

Чурбан обернулся, увидел, как сэр Джеймс вошел в свою комнату, и улыбнулся. Светло-русые неровно обстриженные волосы удлинились и потемнели, черты за какие-то доли мгновения начали меняться, приобретая совершенно другой вид. Лицо молодого пажа превратилось в лик немолодого человека, который выглядел лет на пятьдесят. После этого оно стремительно начало стареть: волосы поседели, борода удлинилась и побелела, морщины углубились и стали напоминать замковые рвы. Сурово нахмуренные косматые брови сходились к кривому, как птичий клюв, носу. Теперь старику можно было дать и восемьдесят лет, и сто. Также сменились и одеяния мнимого пажа. Ныне он оказался облачен в длинную алую мантию, поверх которой был наброшен черный плащ с тремя золотыми крючками на плече.

Старик выхватил прямо из воздуха остроконечную шляпу из черного бархата, нахлобучил ее на голову. Кривой посох в виде резного змея с рубинами глаз появился точно так же. В следующий миг волшебник просто исчез. Растворился в воздухе и был таков. У мессира Архимага Тиана были еще дела.

* * *

Сэр Джеймс закрыл за собой дверь, приходя в себя после странного разговора с пажом, и, глубоко вздохнув, оглядел свою старую комнату. Деревянный лежак у стены, без каких-либо излишеств, вроде перин и подушек, – буквально голая дощатая скамья, лампада негасимого огня под сводчатым потолком, почти не рассеивающая тьму, но жгущая глаза. И стойка для оружия, пустая и одинокая. Вот и все, что было в его каменной келье, чем-то схожей с казематом. Строгость к себе, к своему телу и образу жизни – вот что заповедовал кодекс ордена. Именно здесь паладин Джеймс Доусон начал свой путь, сюда вошел впервые после посвящения и эту же комнату оставил, отправившись в странствия. Пыли, несмотря на долгое отсутствие хозяина, здесь не было – слуги хорошо выполняли свою работу.

На деревянном лежаке стоял большой походный сундук. Сундук, которого там абсолютно не должно было быть.

Рыцарь подошел к нему и распахнул крышку. Лишь только Джеймс увидел, что именно находится внутри, как тотчас же отшатнулся от него. Нет, этого просто не может быть! Но как?! Почему?!

В сундуке покоилось облачение сэра Ильдиара де Нота: белая кираса с неподвижным огоньком на сердце, известные на все королевство латы, длинная серебристая кольчуга. Поверх доспеха лежал Тайран – изумительный меч белой стали – родовой клинок графской семьи де Нотов. Вокруг рукояти был трубочкой свернут свиток без печатей и сургуча.

Паладин взял его, и в этот же миг по бумаге пробежал едва заметный огонек. Джеймс отдернул руку, но свиток развернулся сам собой и повис в воздухе.

Рыцарь наклонился вперед и начал читать: