Маски: Иллюзия заблуждений

Как бы еще я попала на острова Океании? Рассказывать о том ужасе, что испытала, когда громоздкая и «неэффективная» конструкция, в этом времени предназначенная для путешествий по воздуху, оторвалась от земли — не стала. Пусть почувствует все сам, тут предупреждения только во вред.

— Они действительно летают? — Кажется, верлианец предчувствовал истину.

Я в полной мере ощущала скованность его движений, выдававшую напряжение тела. Несомненно, технические возможности окружавшего нас времени должны приводить его в ужас. И это навело меня на естественную мысль.

— Ты впервые в прошлом?

— Да, — сделав паузу на время, когда его подвижное и фантастически пластичное тело преодолело в воде несколько десятков метров, признался Орино.

Получив такой краткий ответ, пожалела, что не уточнила — в прошлом Земли или вообще в прошлом?

— Однако… И это руководитель Службы времени!

По лицу Орино скользнула тень недовольства.

— Ты историк и как никто другой должна понимать — посещать прошлое нельзя. Это слишком опасно!

— Но… — шокированная совершенно несуразной в наших обстоятельствах фразой, вылупилась я на Орино.

Я любила его, ненавидела, боялась… боюсь до сих пор! Но никогда — никогда! — не подозревала его в слабоумии.

— Ведь служба ранее направляла своих сотрудников в это время!

— Никогда в прошлое Земли, — с презрением возразил Орино. — Ты — первый человек, прошедший сквозь водную матрицу времени. В этом-то и вся беда!

Потрясенно поперхнувшись, перевела взгляд на узкую полоску зелени, что виднелась на горизонте за плечом Орино и единственная напоминала о том, что где-то там вдали есть земля. Со всех сторон окруженная неподвластной мне стихией, я внезапно остро осознала свою беспомощность. Я была благодарна каплям воды, что освежающим фейерверком сыпались на мое лицо, не давая страху поглотить меня.

Я словно крошечный резиновый шарик, который неотвратимой приливной волной унесло в бесконечность. Он никому не нужен и непременно лопнет, раздавленный первозданной силой стихии. А до тех пор его будет швырять из стороны в сторону.

— А… верлианцы? Вы были в прошлом моего мира?

— Нет. — Его глаза в момент ответа сверкали зеленым, взгляд был устремлен навстречу моему. Орино был предельно серьезен! — Я единственный совершил эту глупость. И она, возможно, станет роковой для всех!

Но я сейчас не способна мыслить о чем-то глобальном — мир сузился до размеров пространства вокруг меня и ребенка!

— Ты отправился сюда из-за меня?

Тогда он еще не мог знать о ребенке!

— Я должен был вернуть тебя. Это мой просчет — мне его и исправлять.

Чего-то подобного я от Орино и ожидала. Никаких уверений в том, что он бросился в круговерть прошлого из-за чувств ко мне! Но сердце все равно сжалось от мысли: единственный раз! Из-за меня! Поверить в это было непостижимо.

Точно прочувствовав мои мысли, Орино вздохнул:

— Ты безнадежна. Вы все безнадежны! Отчего во всем вы, земляне, желаете видеть лишь два мотива, две движущие силы мироздания — страсть и любовь? Но их нет в моем мире. Есть лишь борьба за право жить, за право оставить потомство. Мы рождаемся, чтобы в большинстве своем погибнуть. А те, кто выжил, обязаны смыслом своего существования доказать право на этот выбор природы. Естественный отбор и выживание вида в основе всего. У вас же… у вас всегда преобладает личное! Сплошной эгоизм.

— Это так плохо?

— Вы слабы. Нужна сплоченность, единое направление движения вопреки личным желаниям и амбициям. Если хочешь — жертвы. Все ради развития и сохранения вида. Для землян естественный отбор давно перестал быть влияющим на развитие вида фактором. Вы погрязли в страстях, поколение за поколением ослабляли себя, копя недуги — физические и, что еще страшнее, умственные. Вы перестали бороться за жизнь друг друга. Жили лишь ради себя. Ваш вид обрек себя на неизбежное вырождение.

— Бред! — Возмущенная столь однобоким суждением, я взмахнула рукой, неловко хлопнув ею по поверхности воды. — Ты просто не понимаешь, о чем говоришь! Именно любовь и заставляет нас жить во имя других, бороться за них, жертвовать ради них всем! Все это есть в нашем мире тоже.

— Любовь делает вас слепыми и жалостливыми. Она вынуждает вас сближаться настолько, что становится невозможной реализация основного закона естественного отбора — выживет лишь сильнейший!

— О чем ты? — в шоке задохнулась я.

— Вы не способны уничтожить слабую особь ради усиления вида в целом, если этот человек дорог и близок вам. И так снова и снова, поколение за поколением! Отсюда копящиеся пороки, слабости, агрессия. Итог неизбежен — самоуничтожение. И тут, поверь, никакая любовь вас не спасет. Общий уровень отклонений в геноме вида достигнет критического уровня и разрушит его.

— Уничтожить?! А вы… — Я отчетливо вспомнила последний шаг Дениса. — Вы, значит, способны?

— Да. Но нам не приходится исполнять эту обязанность, ведь мы позволяем естественному отбору управлять нашим развитием.