Масло

Наконец они прибыли к месту назначения — небольшому скоплению домов, с трех сторон окруженных полями. Рика вышла из такси и тут же горестно воскликнула:

— Ого, как холодно! У меня сейчас уши и нос отвалятся.

— Да уж, токийские девочки те еще неженки, — засмеялась Рэйко.

Даже не сравнить с холодом, который продрал Рику до костей, когда она ходила есть рамен. Теперь она могла понять, почему Манако так легко заставила себя выбраться ночью из теплой, согретой мужчиной постели. Токийский холод для нее сущий пустяк.

Дом с табличкой Kajii занимал где-то тридцать пять цубо^[65]. На площадке перед домом стояла старенькая «Тойота». Затаив дыхание, Рика осмотрелась, стараясь ничего не пропустить. Два этажа, окрашен в бледно-желтый цвет — такие дома есть и в пригородах Токио. На покатом козырьке над дверью скопился снег: кажется, вот-вот соскользнет вниз. Стоило Рике подумать об этом, как за спиной раздался глухой «бух» — пласт снега сорвался с электростолба. Из окна второго этажа на них смотрели мягкие игрушки. Огромный бежевый плюшевый медведь с блестящими глазами-пуговицами улыбался в пустоту.

Рэйко тихо заметила:

— Какой-то этот дом совсем обычный, да? Курадзукури, что мы по пути видели, и то интересней…

Они поднялись на крыльцо и нажали кнопку звонка. Дверь осторожно приоткрылась, и из дома выглянула тихая на вид женщина. Рика представилась первой. Затем настал черед Рэйко:

— Саяма Рэйко. Фотограф. Приятно познакомиться, — отчеканила она с коротким поклоном.

— Здравствуйте. Проходите… Дорога у вас выдалась длинная…

Седзи Анна, в девичестве Кадзии Анна, была совершенно не похожа на свою старшую сестру. Бесцветные губы, слегка припухшие веки, хрупкая фигурка… Черты лица невыразительные, но глаза смотрят живо. Рика знала, что ей двадцать восемь, но в свитере крупной вязки и длинной клетчатой юбке Анна вполне могла сойти за студентку. Только белизной и мягкостью кожи сестры походили друг на друга.

Рика и Рэйко разулись и оставили в прихожей верхнюю одежду. В манерах Анны и в том, как она разговаривала с ними, не чувствовалось настороженности, какая обычно бывает у людей, невольно ставших мишенью журналистов. Напротив — в том, как спокойно она вела себя, сквозило доверие.

Едва ступив в гостиную, Рика почувствовала, как ее охватывает ностальгия. Запах керосинового обогревателя напомнил о зимней часовне при школе для девочек. Просторная комната была хорошо прогрета. Пол застелен ковром с длинным ворсом, из мебели — пианино, стол со стульями, диван под кружевным покрывалом, стеклянный журнальный столик и плазменный телевизор на стене. Не то чтобы в гостиной царил беспорядок, но было пыльно, а стопки журналов тут и там, мягкие игрушки и множество комнатных растений разной высоты наводили на мысль о том, что ни мать, ни младшая сестра Манако не стремились создать уют. Впечатлительная Рэйко тихо кашлянула.

— Сестра так часто пишет о вас в письмах, что у меня чувство, будто мы давно знакомы. Я рада встрече. В последнее время журналисты оставили нас в покое, признаться, мы устали от них…

Анна усадила Рику и Рэйко за обеденный стол. Выцветшие подушки на стульях казались бесформенными и прохудившимися. Стол покрывала блестящая клеенка в мелкий цветочек. Из огромного поттера женщина налила кипяток в заварочный чайник.

— Манако часто неправильно понимали. В нашем сообществе она сильно выделялась. Только я с ней и ладила. — В серьезном голосе Анны слышалась толика гордости. — Но она вовсе не такая, как ее рисуют СМИ. Манако всегда была заботливой, она не могла отказать тем, кто на нее полагается, — привыкла вести себя как старшая. Все те мужчины… они любили мою сестру, и мне кажется, что ей не хватало духу отвергнуть их чувства, вот в итоге все и затянулось. А может, какая-то женщина приревновала Манако и подставила ее? — Крылья носа Анны мелко подрагивали.

Отогревшись, Рика подумала, что в гостиной даже жарковато. Несмотря на важность разговора, она никак не могла сбросить с себя сонливость.

— Скажите, а ваша мама…

— Она спит на втором этаже. Я предупредила ее, что вы придете, но она больше не хочет встречаться с журналистами. В последние несколько лет у нее начались проблемы со спиной, и она редко выходит из дома. Хорошо еще, что я здесь…

Рика удивилась. Мать Кадзии Манако — примерно ровесница ее матери — раньше не отказывалась от интервью. Она с удовольствием и даже какой-то гордостью вещала о своих методах воспитания. С чего бы это она вдруг замолчала?

Чайный сервиз явно был парадный. На белых стенках чашечек виднелись блеклые коричневатые следы. К чаю Анна предложила рисовые крекеры в целлофановой пачке: такие продаются в супермаркетах по всей Японии.

Рика снова оглядела комнату. На пианино давным-давно никто не играл. На крышке беспорядочно громоздились фарфоровые фигурки: видимо, сувениры из поездок, кокэси^[66] и прочая мелочь. Ковер на полу выглядел пыльным, ворс протерся и вылез. Тем не менее чувствовалось, что у каждой вещи в этой комнате есть свое место, и малейшая попытка переставить что-то тут же вызовет возмущение.