Масон

Только теперь Олежек по-настоящему оживился. Да и я после первых полстакана отборного коньяка почувствовал, что "второе дыхание" действительно существует. А жизнь, вообщем-то, – занятная штука! Конечно, помянули бабушку, от горя и голода, от непроглядной нищеты сиганувшую из окна четвертого этажа. Посокрушались, живописуя картину того, как она, сердешная, наверное долго маялась, чертя зигзагами дворовую площадку, прежде, чем вынянчила у себя в душе эту страшную мысль "покончить счеты с жизнью"!..

Затем вспомнили и помянули кручинную головушку того бомжа, окончательно разуверившегося в перспективах лечения своего махрового алкоголизма и сопутствующих ему коварных половых инфекций. В сложном букете тех заболеваний разобраться-то клиническая медицина не способна, не то чтобы вылечить радикально. Да, это он нынешней ночью сильно перебрал дозу несвежей алкогольной бурды, замешанной, оказывается, и на метиловом спирте. После такого возлияния бомж выполз из своей чердачной берлоги, скатился вниз по лестнице и, окончательно ослепнув, поплелся неуверенной походкой по Гороховой улице. Его голова не выдержала сильнейшего удара об навесной шатер телефона-автомата. Страдалец рухнул на мостовую, лишился признаков жизни через несколько мгновений не столько от удара головой, сколько от смертельного воздействия метилового спирта…

Все эти сведенья, результаты экспертиз принес нам в самом свежем виде полковник Иванов Василий Александрович. Мы дивились лихой оперативности славной милиции, однако, вскоре узнали, что Иванов принадлежал к другому ведомству. В нем все выполняется именно только оперативно и максимально точно. Это ведомство имеет собственные славные традиции, выделяющие его среди многих разведок и контрразведок мира. Люди, работающие в том ведомстве свято берегут традиции, соблюдают Устав своего закрытого общества, называемого кастой… Тамплиеры, тамплиеры – опять зазвучало в моей голове. Но это уже началось действие заморского коньяка…

Взбодрившись отменным французским коньяком, майор Колесников – только "службы ради" – попробовал внести последние уточнения:

– Олег Маркович, дело прошлое, но снимите у меня груз с души, удовлетворите профессиональное любопытство. Давайте внесем окончательную ясность: "Когда и для чего вы заходили во двор дома, что расположен на другой стороне улицы Гороховая – напротив дома вашего друга"?

Вопрос всем показался нелепым, особенно сейчас, когда с таким аппетитом была распита бутылка чистейшего французского коньяка. Все собутыльники уже перезнакомились настолько, что им казалось: лучшей мужской компании и быть не может. Все стали друзьями-товарищами, готовыми друг за друга положить голову на плаху. А тут эти никчемные уточнения – паранойя чистой воды! Но, может быть, так считал только я, будучи по природе своей медиком-альтруистом, писателем-лириком, алкоголиком-гипертоником?..

Я взглянул на Владимира: у того был такой вид, словно заданный только что вопрос был той самой неядовитой змеей, которая никому не опасна, но своим скользким, извивающим телом, она портит "эстетический мираж" застолья. Такую змею легко раздавить точным ударом сапога, но нет желания пачкаться о слизь гада…

Переведя взгляд на полковника Иванова, я узрел несколько иную реакцию: прямо в глаза майору смотрели глаза более ушлого профессионала, наполненные иронией. Я бы даже сказал, что Василий Александрович готовился не очень злорадно посмеяться над шуткой незадачливого коллеги, свалявшего сейчас у всех на виду "дурака"…

Было очевидно, что и майор уже сообразил, что сморозил глупость, примерно так, как если бы он испортил воздух на важном банкете в присутствие начальства и очаровательных дам. Из-за страсти к сопереживанию, я даже застонал, вспомнил ту хорошо известную историю: Борман, не имея возможности впрямую отомстить Рибентропу, на одном из шикарных приемов в министерстве иностранных дел гитлеровской Германии, незаметно подошел к кучке гостей, среди которых были и дамы, а длинную и занятную речь вел сам министр, и испортил воздух беззвучным выхлопом кишечных газов. Борман моментально слинял, оставаясь незамеченным. Вся вина за конфуз была отнесена на счет шикарного дипломата Рибентропа…

Сейчас чувство виновности уже настолько терзало Колесникова, что он не мог понять: надо ему продолжать пить или остановиться? Ему никто не мог бы помочь – любое сопереживание было бы неуместным, явный "конфуза" не подлежал маскировке. Опять, как всегда некстати, я вспомнил примитивный анекдотец: "В купе мягкого вагона среди четверых пассажиров молоденькая дамочка, из пролетариев, пукнула. Дабы замаскировать случившееся, она стала тереть оконное стекло пальчиком, добиваясь писка, и ей удалось это… Старый профессор, наблюдая ее усилия, заметил: "Мадам, предположим, что звук вам удалось замаскировать, но что же вы будете делать с запахом?"…

Никто из нас не пожелал заявить многозначительно:

– Ну, ты, майор, и даешь… Блин!.. Выходить в коридор нужно для таких акций…

На помощь Колесникову неожиданно пришел сам Олег Маркович: