Масонство и компаньонаж

Переходя теперь к «утерянному слову» и его поиску в масонстве, следует сказать, что, по крайней мере, при нынешнем положении вещей, вопрос сей пребывает во мраке. Мы определенно не можем претендовать на то, чтобы полностью его рассеять, тем не менее, нескольких замечаний, сделанных нами, возможно, будет достаточно, чтобы разрешить то, что на первый взгляд может показаться противоречием. Первое, что следует отметить, – это то, что степень Мастера в том виде, в каком она имела место в цеховом масонстве, делает особый акцент на «утерянном слове», каковое здесь представлено как результат смерти Хирама, хотя и нет никаких явных свидетельств относительно его поисков, не говоря уже о «найденном слове». Это вполне может показаться странным, поскольку, в качестве последней степени, составляющей масонство в собственном смысле слова, градус Мастера с необходимостью должен соответствовать, по крайней мере, виртуально, завершению «малых мистерий», без которого его наименование будет неоправданным. Некоторые, поистине, могли бы ответить, что инициация в эту степень сама по себе есть, по сути, лишь отправная точка, что, в конце концов, вполне нормально; но все же было бы необходимо, чтобы эта инициация заключала в себе нечто, позволяющее достичь «высшего» посвящения, так сказать, поиск, составляющий последующую задачу, ведущую к действенной реализации Мастерства, – и, вопреки видимости, это действительно, как мы полагаем, имело место.

«Священное слово» степени есть, без сомнения, «слово-заменитель», более того, оно в качестве такового и дается, но «заменитель» очень особого свойства: подвергнувшись столь многочисленным искажениям, оно стало совершенно неузнаваемым[59] и получило различные толкования, представляющие определенный дополнительный интерес в свете отдельных своих аллюзий на некоторые символические элементы степени, но проследить иудейское происхождение какого-либо из них не представляется возможным. Нынче, если это слово будет восстановлено в его подлинной форме, его значение будет, очевидно, всецело отлично от тех, которые ему обычно приписывают; это слово есть не что иное, как вопрос, и ответ на этот вопрос будет истинным «священным словом» или самим «утерянным словом», то есть подлинным именем Великого Архитектора Вселенной.[60] Как мы только что сказали, когда ответ на этот вопрос будет найден, поиск окончится; и этим завершением для каждого из тех, кто окажется на это способен, будет обнаружение ответа и достижение подлинного Мастерства в результате собственной внутренней работы.

Кроме того, стоит обратить внимание на то, что в соответствии с иудейским символизмом «утерянное слово» в целом связано с четырехбуквенным (тетраграмматическим) Именем; но, взятое буквально, оно, очевидно, является анахронизмом, ибо хорошо известно, что во времена Соломона и строительства Храма произношение Имени еще не было утрачено. Тем не менее, ошибочно было бы полагать, что анахронизм этот представляет какое-то реальное препятствие, ведь здесь мы имеем дело не с «историчностью» фактов как таковых, кои, по нашему убеждению, мало что сами по себе значат, поскольку к Тетраграмматону проявляют уважение лишь благодаря той ценности, которую он по традиции в себе несет. В определенном смысле он также может хорошо подойти на роль «слова-заменителя», вследствие того, что принадлежит, по сути, к Моисееву откровению, и, таким образом, не может быть ближе к примордиальной традиции, чем еврейский язык как таковой.[61] Если мы столь подробно остановились на этом вопросе, то, прежде всего, для того, чтобы привлечь внимание к тому более значимому факту, что в иудейском экзотеризме слово-заместитель для Тетраграмматона, чье произношение было утрачено, было иным божественным именем – Адонаи, также образованным четырьмя буквами, но, как полагали, в меньшей степени отражающим сущность; в самом деле, оно рассматривается как нечто, свидетельствующее о смирении с утратой, которую считают невосполнимой, лишь в качестве замены, коя все же дозволительна в нынешних условиях. В масонской инициации, напротив, «слово-заменитель» связано с восстановлением возможности вновь обнаружить «утраченное слово», а значит, с восстановлением состояния, предшествовавшего его потере. В этом кроется одно из основополагающих отличий между экзотерической и инициатической точками зрения, символически выраженное столь потрясающим образом.[62]