Масоны

Аггей Никитич крепким пожатием поблагодарил его за такое намерение, и когда Вибель ушел от него, то в голове моего безумного романтика появилась целая вереница новых мыслей, выводов и желаний. "Итак, я стал свободен, думал он, - но зачем же мне эта свобода? При других обстоятельствах я всю бы жизнь, конечно, отдал пани Вибель, но теперь..." О, как проклинал себя Аггей Никитич за свою глупую историю в Синькове с камер-юнкером, за свою непристойную выходку против пани Вибель, даже за свое возобновление знакомства с добрейшим аптекарем, и в голове его возникло намерение опять сойтись с пани Вибель, сказать ей, что он свободен, и умолять ее, чтобы она ему все простила, а затем, не рассуждая больше ни о чем, Аггей Никитич не далее как через день отправился на квартиру пани Вибель, но, к ужасу своему, еще подходя, он увидел, что ставни квартиры пани Вибель были затворены. Аггей Никитич порывисто отмахнул калитку у ворот и вошел на двор домика, на котором увидел сидевшую на прилавке просвирню и кормившую кашей сбегавшихся к ней со всех сторон крошечных куриных цыплят.

- А Марья Станиславовна где? - спросил он ее.

- Она еще в прошлом месяце уехала с нашим откупщиком в их именье и будет гостить у них все лето.

- Квартиру же эту она за собой оставила?

- Ничего не сказала, и я вот не знаю, отдавать ли ее или нет.

- Да вы бы написали Марье Станиславовне, - посоветовал Аггей Никитич немного дрожащим голосом.

- Писала уж, но она не отвечает, и я хотела было к вам идти, попросить вас: не напишете ли вы ей; тогда тоже вы вместе с ней нанимали квартиру.

- Я не могу ей писать, я больше не в переписке с Марьей Станиславовной, - объяснил Аггей Никитич, по краснев.

- Слышали мы это! - произнесла просвирня печальным тоном. - Ветреная женщина, больше ничего! Уезжая, всем говорила, что ее приглашает Анна Прохоровна, а прислуга откупщицкая смеется и рассказывает, что ее увез с собой сам откупщик; ну, а он тоже - всем известно, какой насчет этого скверный!

Аггей Никитич, еще более покраснев, прекратил разговор с глупой просвирней и пошел домой, унося в душе новые подозрения насчет пани Вибель. "Уехать гостить; и к кому же? К человеку, которого она сама называла дураком!.. Впрочем, что же! Она и меня, вероятно, считала дураком, однако это не помешало ей ответить на мою любовь... Очень уж она охотница большая до любви!" - заключил Аггей Никитич в мыслях своих с совершенно не свойственной ему ядовитостью и вместе с тем касательно самого себя дошел до отчаянного убеждения, что для него все теперь в жизни погибло, о чем решился сказать аптекарю, который аккуратнейшим образом пришел к нему в назначенное время и, заметив, что Аггей Никитич был с каким-то перекошенным, печальным и почти зеленым лицом, спросил его:

- Вы опять себя дурно чувствуете?

- Нет, - ответил Аггей Никитич, - я много думал о самом себе и о своем положении и решился идти в монастырь.

Немец при этом широко раскрыл глаза свои.

- В какой? - сказал он.

- Я пойду там в какой-нибудь, - проговорил мрачно Аггей Никитич.

- Но зачем же именно в монастырь? - заметил Вибель.

- Для успокоения души моей! - объяснил Аггей Никитич.

Что-то вроде усмешки появилось на губах Вибеля.

- Монастырь, как я думаю, есть смущение души, а не успокоение, определил он.

- Но куда ж мне, наконец, бежать от самого себя? - воскликнул Аггей Никитич с ожесточением. - Служить я тут не могу и жить в здешнем городе тоже; куда ж уйду и где спрячусь?

- Спрячьтесь в масонство и продолжайте идти по этому пути! посоветовал ему Вибель.

- Этим путем я неспособен идти!.. Если бы для масонства нужно было выйти в бранное поле, я бы вышел первый и показал бы себя, а что иное я могу делать?

Вибель потер себе лоб рукою.

- Вот что пришло мне в голову! - начал он. - Если бы вы дополнили несколько ваше масонское воспитание.

- Для чего? - спросил сурово Аггей Никитич.

- Для того, - продолжал Вибель неторопливо, - что, как известно мне от достоверных людей, в Петербурге предполагается правительством составить миссию для распространения православия между иноверцами, и у меня есть связь с лицом, от которого зависит назначение в эту комиссию. Хотите, я готов вас рекомендовать в оную.

- Но как же я стану распространять православие, когда сам его не знаю? - возразил Аггей Никитич.

Тут лицо Вибеля сделалось строгим и повелительным.

- Вы не православие должны распространять, а масонство! - проговорил он.

Точно бы светлый луч какой осветил лицо Аггея Никитича.

- Нет сомнения, что я готов; но не знаю, совладею ли с этим, - произнес он.

- Отчего ж вам не совладеть? - возразил Вибель. - Если даже вы совершенно неопытны в деле миссионерства, то мы станем снабжать вас в наших письмах советами, сообразно тому, как вы будете описывать нам вашу деятельность, а равно и то, что вам представится посреди иноверцев.

- Буду все описывать-с и исполнять все ваши приказания! - проговорил Аггей Никитич, действительно готовый все исполнять, лишь бы ему спастись от службы и, главное, от житья в уездном городке, где некогда он был столь блажен и где теперь столь несчастлив.