Масоны

- О, пожалуйста, будьте покойны!.. Я тоже, батенька, умею хитрить!.. Недаром шестьдесят пять лет прожил на свете и совершенно согласен с Грибоедовым, что при наших нравах умный человек не может быть не плутом! проговорил Иван Петрович, простодушно считавший себя не только умным, но даже хитрым человеком.

У гостиницы Архипова Тулузов вылез из экипажа Ивана Петровича и хоть заметно был взволнован и утомлен всеми этими объяснениями, но, как человек воли несокрушимой и привыкший ковать железо, пока горячо, он, возвратясь домой, затеял с Екатериной Петровной довольно щекотливый разговор, еще и прежде того неоднократно им начинаемый, но как-то никогда не доходивший между ними до конца. Екатерина Петровна, которая, конечно, знала, куда и зачем ездил Тулузов, ждала его с нетерпением и, едва только он вошел к ней, спросила:

- Ну, что, с успехом?

- С успехом и с неуспехом! - отвечал ей Тулузов и сел.

Екатерина Петровна посмотрела на него с некоторым недоумением, не совсем понимая его ответ.

- В чем же неуспех состоял? - проговорила она.

- В том, что в настоящем моем положении, как я есть, вряд ли меня выберут в попечители гимназии.

- Поэтому они и денег не принимают?

- Деньги принимают!.. Сколько угодно преподнеси! Все примут!.. Но наградить за них - это другое дело!

- Да ты не бог знает какой большой награды требуешь, и очень натурально, что, как ты говорил, жертвуя деньги, хочешь хоть немного наблюдать, куда эти деньги будут расходоваться... И что же, дурачок Артасьев этот против твоего избрания?

- Наоборот, Артасьев очень желает, чтобы я был выбран, а губернский предводитель, у которого я сейчас был, колеблется дать мне решительное обещание.

- Ах, он пан Гологордовский, прощелыга этакий! - произнесла с гневом Екатерина Петровна. - Он смеет колебаться, когда я ему делала столько одолжений: он живет в моем доме в долг; кроме того, у меня на него тысячи на три расписок, которые он перебрал у отца в разное время... В случае, если он не будет тебе содействовать, я подам все это ко взысканию.

- Вы рассуждаете, как женщина! - возразил ей с легкой досадой Тулузов. - Чем тут виноват губернский предводитель?.. Как ни значительно его влияние на баллотировке, но выбирает не он один, а все дворяне, которые - что, по-моему, весьма справедливо, - все будут иметь против меня предубеждение.

- Какое же и почему? - спросила Екатерина Петровна.

- Во-первых, до сих пор я еще только наемный управляющий ваш, которого вы каждую минуту можете прогнать... Потом я человек холостой, одинокий, а поэтому никого не могу ни принять к себе, ни позабавить чем-либо кого.

- Отчего ж тебе не принимать их и не позабавить кого ты желаешь? заметила Екатерина Петровна, но не очень решительным тоном.

- Полулакею-то вашему?.. Неудобно, я думаю, это! - возразил с саркастической усмешкой Тулузов. - Да, вероятно, из господ дворян ко мне никто и не поедет; словом, все это сводится к тому, что если вы меня искренно любите, то должны осчастливить вашим супружеством со мной, - тогда я сразу делаюсь иным человеком: я уже не проходимец, не выскочка, я муж ваш и зять покойного Петра Григорьича... Я, наконец, совместный с вами владелец одного из огромнейших состояний в губернии, и тогда я посмотрю, как господа дворяне посмеют не выбрать меня в попечители гимназии!

Последние слова Тулузов произнес с заметным пафосом, а Екатерина Петровна покраснела, и все лицо ее мгновенно подернулось как бы облаком печали.

- Все это, не спорю, правда, - начала она, - но ты забываешь, что мне, после моего первого несчастного брака, страшно даже подумать выйти когда-нибудь опять замуж.

- Страх этот совершенно неоснователен; можно выходить во второй раз и в третий; надобно только знать, за кого выходите вы; и я, кажется, в этом отношении не похож нисколько на господина Ченцова.

- Нет, - возразила Катрин, - нельзя выходить так, без оглядки, как мы выходим в первый раз, и я теперь тебе скажу всю правду: когда я еще девушкою до безумия влюбилась в Ченцова, то однажды за ужином прямо намекнула ему, что люблю его, и он мне намекнул, что он это видит, но что он боится меня, а я ему тогда сказала, что я не боюсь его... Предчувствие не обмануло Валерьяна: я в самом деле погубила его моей любовью; а теперь, напротив, я, Василий Иваныч, боюсь вас и предчувствую, что вы погубите меня вашей любовью!

Тулузов усмехнулся своею злой улыбкой и произнес:

- Извините меня, Катерина Петровна, я ничего не понял из всего, что вы изволили сказать!

- Что же тут такое для вас непонятно? Может быть, я дурно выразилась, но это так! - повторила Екатерина Петровна.