Масоны и революция

Следующий масонский переполох произошел в департаменте полиции почти три года спустя — в ноябре 1908 г. Поводом к нему послужила статья в газете «Русское слово» от 8 ноября 1908 г, автором которой был уже известный нам Е.И. Кедрин. В этой статье он открыто признавал себя масоном и сожалел, что минувшая революция была совершена не масонами В связи с этим у департамента полиции возникла, так сказать, своя внутренняя проблема. Дело в том, что исходной позицией в оценке любого масонского течения не только у полицейского ведомства, но также и у правительства и верхов была идея о том, что масоны, во-первых, всегда и везде соблюдают строжайшую тайну и конспирацию, а во-вторых, одна из их конечных целей — ниспровержение монархических режимов Здесь же не рядовой обыватель, а видный кадет (что тоже было злом, правда меньшим, чем масонство), недавний депутат I Думы совершенно открыто, на всю страну, объявил, что является масоном, и выразил уверенность, что при масонском руководстве революция 1905—1907 гг. носила бы «культурный», т. е либерально-монархический, характер. Решено было такую не укладывающуюся в схему неожиданность осмыслить собственными силами. Поручено это было сделать жандармскому подполковнику Г. Г. Мецу, тому самому офицеру, который специально и исключительно ведал в департаменте полиции масонами и масонством. Именно его фамилию запамятовал Белецкий.

Справедливости ради следует сказать, что Мец заслужил свое назначение. Раньше он, исключительно в силу собственной антимасонской одержимости, исходя, так сказать, из идейных побуждений, занялся изучением масонства. Так как в России масонов, к его несчастью, не было, ему пришлось заняться изучением зарубежного масонства, и, конечно, не практически, а по литературе. В докладной записке от 8 октября 1908 г. на имя директора департамента полиции он счел нужным обратить на этот факт внимание своего высокого начальства. «Интересуясь вопросом о масонстве в смысле связи его с революционным движением, — писал он, — я в течение последних пяти лет выписывал из-за границы и прочитывал литературу, разоблачающую их тайную, весьма искусно прикрытую деятельность, направленную к разрушению государственного строя во всех странах мира».

Из этого отрывка с полной очевидностью следует, что перед нами типичный маньяк, помешавшийся на масонстве. Но, как увидим далее, он был в этом отношении совсем не одинок. «Литература эта, — продолжал он, — к сожалению, совершенно запрещена в России, и, чтобы получать ее, мне приходилось каждый раз подавать прошение в цензурный комитет с обязательством не давать эти книги никому для прочтения. Подобное положение привело к тому, что не только публика, но даже и власти, под влиянием газетных статей, сочувственно отзывающихся об этом тайном Всемирном сообществе, имеют о нем совершенно превратное представление. За этот период масонство было мною изучено по следующим источникам». Этих «следующих источников» оказалось всего-навсего 12 названий, преимущественно на французском языке. Для пяти лет изучения явно не густо. «Ввиду несомненного натиска, которому уже подвергается Россия со стороны масонства с установлением конституционного строя и стремления этого тайного общества к легализации, для чего достаточно проведения в Думе закона о свободе собраний и союзов, —бил тревогу жандармский подполковник, — я взял на себя труд составить записку о масонстве, которую и представляю на благоусмотрение Вашего превосходительства. Записку о масонстве в России предполагаю составить по получении необходимых документальных данных относительно запрещения масонства в России» ^[1].

С этой запиской, как и с другими того же автора, нам еще придется иметь дело. Эту же мы привели только для того, чтобы читатель получил достаточно полное представление о том, кто, как и на каком уровне готовил для полицейского начальства материалы о масонах, которые потом докладывались правительству и царю. Записка по поводу статьи Кедрина это представление развивает и углубляет.

Начинает ее Мец с исторического очерка и перечня «обширной литературы», включающей всего несколько названий на французском и немецком языках, иными словами, излагает историю западноевропейского масонства. Не говоря уже о совершенно жалком, истинно полицейском уровне этого очерка, который не имеет никакой цены, отметим лишь, что все свои многочисленные записки о русских масонах Мец всегда начинал с истории — с нелепого пересказа прочитанных им полутора десятков антимасонских книг и брошюр, изданных за границей, и только потом переходил к делу. Он мог танцевать только от печки.