Масоны и революция

«Пользуясь дозволением Верховного совета ордена, предоставившего С.-Петербургской ложе свободу действий во всем, что касается России, и принимая во внимание события последнего времени, — говорилось в нем, — Великий магистр ложи Мезори счел необходимым созвать чрезвычайное собрание для обмена мнений по текущим вопросам внешней и внутренней политики нашего отечества, с тем чтобы о некоторых заключениях сего собрания доведено было до сведения Вашего Величества». Далее шли эти «заключения», из которых первым и главным было следующее: «Основным положением более или менее всеми присутствовавшими на собрании членами была установлена необходимость поддержать во что бы то ни стало начала, по коим до сих пор строилось и на коих зиждилось благополучие и процветание империи, а именно господство: православия, самодержавия и народности (русской)».

Из письма вытекало и все остальное. «Между тем, — продолжали магистр и секретарь ложи Мезори, — еврейско-масонской партией, насчитывающей многих сочленов среди правящих сфер, в том числе даже особ императорской фамилии, и в тайне преследующей цель ниспровержения начал монархического и христианского, для водворения повсеместно самодержавного иудейства, были измышлены, а затем Вами утверждены некоторые законоположения и мероприятия, коими нарушается изъясненный выше исторический уклад Российской империи». Далее идет их перечень: указ о веротерпимости, наносящий удар по «главенствующей» религии; вершение дел в Государственной думе «несомненно» перейдет в руки «если не самих евреев», то «в руки либеральной плутократии, поддерживаемой жидовскими капиталами, несмотря на кажущееся численное превосходство русского элемента, и особенно крестьянства, в Думе».

Далее следовал прямой выпад в адрес... масонов. Не только русско-японская война, говорилось в письме, но «и внутренняя смута» поддерживается «извне тем же масонством...». Подверглись обвинению в тяжких грехах такие высокопоставленные сановники, как великий князь Алексей Александрович и «его пособник» Авелан. Осуждалась «трусливая и вредная политика в Финляндии князя Оболенского». Порицались варшавский генерал-губернатор генерал Максимович и кавказский наместник Воронцов-Дашков. Нарушенное царем обещание не заключать мира с Японией в момент, когда она полностью «изнурена», делает его в глазах народа «как бы потворщиком лихих людей». Письмо требовало больше твердости в связи с предстоявшим созывом Думы.

Из письма следовало, что оно уже второе по счету. «В нашем первом послании, разосланном в половине с. г., мы с возможной ясностью указали на тех правительственных лиц, деятельность которых оказалась уже или могла оказаться в ближайшем будущем наиболее вредной для страны. За минувший период времени некоторые из поименованных лиц удалились от дел, другие в случае крайней необходимости будут устранены нами, но многие и поныне благополучно здравствуют, совместно с главою их С. Ю. Витте — будущим, может быть, канцлером Российской империи».

Письмо формулировало и внешнеполитическую программу, которой должен придерживаться царь. Она предлагала, как это ни странно на первый взгляд, союз с Англией — «сближение с ней наиболее полезно» — и резко восставала против Германии, которая всегда была «исконным врагом России и всего славянства». Что же касается Австрии, то «мы глубоко убеждены, что альфа и омега русской политики заключается в удачных действиях среди австрийских славян и на Балканском полуострове».

Письмо заканчивалось ссылкой на историю Франции, которая выглядела как плохо скрытая угроза. «Чтобы не утомлять далее внимания Вашего Величества, собрание наше решило ограничиться вышеприведенными соображениями». Мы убедительно просим обратить внимание «на вышеизложенное заключение». «В подтверждение» собрание «осмеливается привести пример французской революции XVIII века, когда слепота правительства оказалась роковой как для страны, так и для царствующей династии».

Подпись великого магистра выглядела так:

Подпись секретаря ложи была не менее импозантной:

Письмо не датировано, но красным карандашом вверху помечено: 29/IX 905[26]