Масоны и заговор декабристов

Семейное предание Волконских с "опасливым отношением декабристов к Пушкину" согласовать, конечно, трудно. Едва ли С. Г. Волконский воздержался от вербовки Пушкина в ряды декабристов только потому, что предвидя славное будущее Пушкина, не желал "подвергать его случайностям политической кары". Ни политические настроения декабристов, ни их действия, как известно, не отличались слишком большой осторожностью. Если бы они были уверены в том, что Пушкин будет преданным активным участником заговора, что он пойдет на все, то Волконский, конечно, завербовал бы Пушкина.

"От верховной думы, - говорит декабрист Горбачевский, - нам было запрещено знакомиться с Пушкиным; а почему? Прямо было указано на его характер." (Русская Старина. 1880 г. стр. 13).

"Уже этот факт - непосвящения Пушкина в заговор необъясним одной ссылкой на недоверие к Пушкину за его легкомыслие, - правильно подчеркивает С. Франк, - мало ли легкомысленных и даже прямо морально недостойных людей было в составе заговорщиков. Он свидетельствует, что друзья Пушкина с чуткостью, за которую им должна быть благодарна Россия, улавливали уже тогда, что по существу своего духа он не мог быть заговорщиком".

То, что Пушкин по складу своего мировоззрения совершенно не способен быть участником революционного заговора, доказывает его записка "О народном воспитании", написанная Пушкиным в ноябре 1826 года.

"Последние происшествия, пишет Пушкин, обнаружили много печальных истин. Недостаток просвещения и нравственности вовлек многих молодых людей в преступные заблуждения. Политические изменения, вынужденные у других народов силою обстоятельств и долговременным приготовлением, вдруг сделались у нас предметом замыслов и злонамеренных усилий.

Лет 15 тому назад, молодые люди занимались только военной службою, старались отличиться одною светской образованностью или шалостями. Литература (в то время столь свободная) не имела никакого направления; воспитание ни в чем не отклонялось от первоначальных начертаний; десять лет спустя, мы увидели либеральные идеи необходимой вывеской хорошего воспитания, разговор исключительно политический, литературу (подавленную самою своенравною цензурою) превратившуюся в рукописные пасквили на правительство и в возмутительные песни; наконец и тайные общества, заговоры, замыслы более или менее кровавые и безумные...

Ясно, что походам 13 и 14 года, пребыванию наших войск во Франции и Германии, должно приписать сие влияние на дух и нравы того поколения, коего несчастные представители погибли в наших глазах; должно надеяться, что люди, разделявшие образ мыслей заговорщиков, образумились; что, с одной стороны, они увидели ничтожность своих замыслов и средств, с другой - необъятную силу правительства, основанную на силе вещей. Вероятно братья, друзья, товарищи погибших успокоятся временем и размышлением, поймут необходимость и простят оной в душе своей. Но надлежит защитить новое, возрастающее поколение, еще не наученное никаким опытом и которое скоро явится на поприще жизни со всею пылкостью первой молодости, со всем ее восторгом и готовностью принимать всякие впечатления".

Свой вывод Пушкин подтверждает следующим заключением:

"...Мы видим, что Н. Тургенев, воспитывавшийся в Гетингенском университете, не смотря на свой политический фанатизм, отличался посреди буйных своих сообщников нравственностью и умеренностью правил, следствием просвещения истинного и положительных познаний".

Русская история, по мнению Пушкина должна преподаваться по Карамзину.

"История Государства Российского, пишет он, есть не только произведение великого писателя, но и подвиг честного человека. Россия слишком мало известна русским; сверх ее истории, ее статистика, ее законодательство требуют особенных кафедр. Изучение России должно будет преимущественно занять, в окончательные годы, умы молодых дворян, готовящихся служить отечеству верою и правдою, имея целью искренно, усердно соединиться с правительством в великом подвиге улучшения государственных постановлений, а не препятствовать ему, безумно упорствуя в тайном недоброжелательстве".

Отметив, что "Не одно влияние чужеземного идеологизма пагубно для нашего отечества, воспитание или лучше сказать, отсутствие воспитания, есть корень всякого зла." Пушкин цитирует манифест Николая Первого от 13 июля 1826 года, в котором своевольство мыслей декабристов объясняются недостатком твердых познаний.

"Не просвещению (сказано в высочайшем манифесте от 13 июля 1826 года), но праздности ума, более вредной чем праздность телесных сил, недостатку твердых познаний, должно приписать сие своевольство мыслей, источник буйных страстей, сию пагубную роскошь полупознаний, сей порыв в мечтательные крайности, коих начало есть порча нравов, а конец - погибель". Скажем более: пишет Пушкин, одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия."

II