Масоны из провинции

Трясло, нет лихорадило Алексендровск, уездный город Екатеринославской губернии. Никак от гангрены взяла его трясучка и обещала вытряхнуть наружу все потроха. А проклятая болезнь глубоко въелась не только в сам городишко, но и соседей прихватила, и совсем скоро начали вскрываться гнойники в Никополе, Каменеве да и в самом Екатеринославске не обошлось без заражения. Такая уж это болезнь, любит она заражать все вокруг себя, все что здорово так и норовит подточить, чтобы гнить всем вместе, а не по одиночке. И жилось ей, болезни этой, превосходно, в тепле да удобстве, главное что среди зараженных и те были, кто докторов умело мог спровадить, а лучше приманить, да заразить. Но закончилось время благоденствия для коварной заразы, приехал гнойники вскрывать самый злобный санитар.

Грызлов Евдоким Авдеевич был темной фигурой, никто толком его прошлого не знал. Что все знали превосходно, что он пес цепной, а не человек. «Свои грехи люди обычно называют тайнами.»- это было его излюбленное выражение. Он был тайным агентом владыки киевского, говорили что фамилию он выбрал себе сам, и если так, то попал в точку. Грыз он врагов владыки, ох грыз! Потому-то врагов у его святейшества и не было. Тайны за этим человеком никакой не было, отец и мать его померли когда Евдоким был еще немовлям. Тогда все село померло, суровая была зима, а его сестра и он выжили, вот она-то братика в лавру и принесла, а спустя месяц скончалась от лихорадки. Не имея другой семьи, кроме семинаристов и монахов живущих при монастыре, мальчик стал частью ихнего братства.

В науках он себя не показал, но вот в чем Евдоким разбирался, так это в людях. Он уже по глазам понимал если человек врет, и только по голосу мог определить настроение говорившего. Эту особенность заприметил настоятель, и прибрал мальчика к себе. Он учил его по особому, отлично от остальных семинаристов. Окромя латыни, богословия, грамоты и прочим наукам преподававшимся здесь, Евдоким познал многие особенности человеческой души, азам психологии и тонкостям общения. Мог за считанные минуты знакомства войти в доверие к человеку и выспросить все самые сокровенные его секреты. Быстро принимал решения, все замечал, все слышал, обо всем думал и мог анализировать одну и ту-же ситуацию с разных точек зрения.

Евдоким не имел церковного сана, но он был человеком церкви, а церковь была его домом. Человеком владыки, если быть точнее. Служение владыке было в приоритете перед служением государю. Настоящий пес цепной. Казалось что он даже чувств не испытывал, ни чувств, ни эмоций, только служение было в его жизни, а врагом ему были все те, на кого ему указывал его господин. Имел Евдоким при себе одну грамоту, подписанную владыкой. Грамота эта обязывала содействовать Евдокиму любого из числа духовенства Малороссии, и даже некоторых полицейских, и иных чиновников, из низшего и среднего эшелонов власти. Вот такой себе тайный агент имелся на службе у владыки киевского.

Коншин, перед приемом у владыки, побывал еще в некоторых местах, в неких кабинетах, у онных людей. К его возмущению, ни подписанный уважаемыми людьми протокол, ни живой свидетель, охотно между тем дававший показания, не возымели ожидаемого эффекта!

— Ну, это еще не известно. — сонным голосом мямлил один.

— Пусть ваши там сами разбираются! — раздраженно отмахивался другой.

— Нет времени! — и вовсе выставил за порог третий.

Владимир Степанович был крайне возмущен. Тут такое дело! А они! А они и вправду, такого бардака и беспорядка мужчина давно не видел, никто и ни за что не отвечает, никто и ничего не знает. А о чем они говорят в коридорах министерств? Когда обед! Когда домой! У кого моложе любовница, да сколько у кого помощников. Вот какие вопросы интересуют власть имущих в этой стране.

Но визит к владыке все изменил. Тот сразу понял всю серьезность ситуации. Уже спустя час в его кабинете стояли чиновники, которые отмахивались от Коншина прежде, а сейчас все внимательно слушали, записывали, и наперебой желали ознакомится с протоколом допроса. Владыка направил в Екатеринославскую губернию целый десант из ревизоров, сыщиков и прочих бесполезных персонажей, но во главе стоял его личный человек, его тайный агент, поэтому этой своре бездельников все-же придется отрабатывать казенные расходы.

Унге, к слову, обещали строго не судить, в виду его содействия российским властям. А тот еще, как специально, вспомнил, что Андрей платил отцу Василию за лояльность, и платил немало, и на владыку это очень положительно подействовало, положительно для литовца, конечно. Так что решили, по окончанию дела, депортировать его на родину, с запретом въезда на пять лет, в качестве наказания. Оставив в Киеве своего сына, Владимир Коншин отправился вместе с десантом в Александровск. Он чувствовал что должен присутствовать, он хотел довести дело до конца. Да и Унге не хотелось бросать.