«Престиж леса необычайно высок. Леле говорят о нем с почти поэтическим воодушевлением… Часто они подчеркивают противоположность леса и деревни. В разгар дня, когда в пыльной деревне невыносимо жарко, они охотно спасаются в прохладном сумраке леса. Работа в лесу их привлекает и радует, работа где-нибудь еще – просто мука. «Время, – говорят они, – медленно идет в деревне и мчится в лесу». Мужчины хвастаются, что могут целый день работать в лесу и не проголодаться, а в деревне все время приходится думать о еде».
Но лес – это еще и опасное место. Кто соблюдает траур или увидел дурной сон, не должен идти в лес. Такой сон считается предупреждением. Кто на следующий день не побережется и пойдет в лес, может столкнуться с бедой: на него рухнет дерево, он порежется ножом или упадет с пальмы. Если предупреждению не внял мужчина, опасность грозит только ему персонально. Женщина же, которая пошла в лес в запретное время, ставит под угрозу всю деревню.
«Величайшее уважение к лесу можно объяснить тремя главными причинами: он – источник всех полезных и необходимых вещей, таких как еда, питье, одежда, материал для строительства домов; он – источник священных снадобий; и, третье, он – место охоты, которая является в их глазах самым важным из занятий».
У леле просто неудержимое влечение к мясу. Гость будет тяжко оскорблен, если предложить ему только растительную пищу. В разговорах о гостях и приемах они охотно обсуждают количество и качество поданного мяса. При этом они, как и их южные соседи, не держат коз и свиней. Даже мысль о том, чтобы съесть животное, выросшее в деревне, им отвратительна. Хорошая пища, говорят они, приходит из леса, где она чистая и здоровая, как кабан или антилопа. Крысы и собаки нечисты –
Влечение к мясу никогда не заставит их съесть что-нибудь такое, что не добыто в лесу или на охоте. Они разводят собак, и при желании им не составило бы труда разводить коз.
«Отделение женщин от мужчин, леса от деревни, зависимость деревни от леса и выдворение женщин из леса представляют собой важнейшие и постоянно повторяющиеся элементы их ритуала».
Степные участки, сухие и бесплодные, стоят в их глазах невысоко, они целиком доверены женщинам и считаются нейтральной зоной между лесом и деревней.
Леле верят в Бога, который сотворил людей и животных, реки и все другие вещи. Они верят также в духов, которых боятся и о которых говорят сдержанно и осторожно. Духи никогда не были людьми, и никто из людей их не видел. Если бы кто увидел духа, то ослеп бы и умер в судорогах. Духи живут глубоко в лесу, чаще всего у истоков рек. Днем они спят, ночью ходят по округе. Они не умирают и никогда не болеют. От них зависит удача на охоте и плодовитость женщин. Они могут поразить деревню болезнью. Животными, более всех наделенными сверхъестественной силой, считаются нутрии, резвящиеся вокруг истоков рек – местопребывания духов. Нутрия – это вроде собаки духа, она живет при нем и слушается его, как собака слушается охотника. Если нутрия непослушна, дух ее наказывает: дает человеку убить ее на охоте и тем самым вознаграждает охотника.
По отношению к человеку духи выражают самые разнообразные пожелания, особенно они настаивают на том, чтобы в деревне царил мир. «Лучшим свидетельством того, что в деревне все в порядке, является удачная охота. Ничтожная доля мяса, которая досталась каждому из мужчин, женщин и детей от убитой дикой свиньи, никак не могла бы объяснить ту радость, что выражается по этому поводу несколькими неделями позже. Охота – это духовный барометр, за подъемом и падением которого ревниво следит вся деревня».
Замечательно, что деторождение и охота называются вместе, как если бы это были взаимосоответствующие функции мужчин и женщин. Могут сказать так: «Деревня испортилась: охота не удалась, женщины бесплодны, все умирает». Если человек доволен положением дел, говорится иначе: «Наша деревня теперь богатая и довольная. Мы убили трех диких свиней, четверо женщин зачали, мы сильны и здоровы».
Самое высокоценимое занятие – это