Массандрагора

– А я вас ждал, – раздался чей-то скрипучий голос. – Ты – Павел?

Пашка вздрогнул. Из темноты коридора на свет единственной лампочки вышаркнул сгорбленный худой старик, щуря подслеповатые глаза сквозь толстые линзы очков. Одет он был в трико с отвисшими коленями, застиранную тельняшку, тонкую рваную фуфайку и до блеска начищенные кирзовые сапоги. «Так вот ты какой, дед Пихто», – промелькнула у Пашки непочтительная мысль.

– А вы… э… – Тут он понял, что забыл имя связного. – А вы… это…

– Георгий Иванович. Для своих – дядя Гоша, – улыбнулся дед. – Да я вижу уже, Паша, что это ты. Ну как добрались? Без приключений?

– Почти, – не моргнув глазом, сказал Пашка. – Вы нас выпустите отсюда?

– Конечно-конечно. – Дед вынул связку ключей и принялся звенеть ею, виртуозно вертя узловатыми пальцами. – Никто не ранен, я надеюсь? Кушать не хотите? Или в туалет? А то многие, кто сюда прибывает, хотят обычно именно этого. Мы ж как спасательная станция, хотя нас самих давно пора спасать… Фашисты недоделанные! Это я про местную власть, – добавил старик и, найдя нужный ключ, отпер замок. – А туалет вон там, дальше по коридору.

Троица усиленно перемалывала челюстями сухую яичницу с жареной колбасой «Докторская», политой жиденьким кетчупом практически серого цвета, и тминные хлебцы не первой свежести. Выпить им дед Георгий предложил лишь жуткого растворимого кофе с привкусом ацетона, но отказываться было неприлично. Они сидели за круглым столиком у грязного окна и смотрели на хмурую улицу, где под накрапывающим дождем мелькали редкие прохожие, закутанные в такие же хмурые плащи. Машин было совсем мало.

– Утренний комендантский час пониженной строгости, – объяснил дед. – Еще пятнадцать минут, и повалят все кому не лень…

– А что тут у вас? – спросил Пашка. – Что за фашисты, вы говорили?

– Ну как же, Паша, разве ты не знаешь? Приходил же сам недавно, мы тут план совместно разрабатывали… – Дед покосился на девушек, по-видимому, не совсем им доверяя.

– План? Знаете, Георгий Иванович, меня тут недавно хорошенько шваргануло, и я немного амнезией теперь страдаю, понимаете? Наверное, скоро пройдет, но пока плохо чего помню. Местами… Так что не удивляйтесь, если я чего не того ляпну, хорошо?

Дед прищурился.

– Ясно, – пожевав губами, сказал он. – Да националисты к власти пришли. Еще в девяносто девятом. Никто не верил поначалу, смеялись, а поди ж ты… Вот и маемся с того бесовского дня. Бунты были, всякое было, но…

– А наш… план?

– План? А план, Паша, твое начальство по твоим же словам и зарубило недавно. Странный ты был в тот день, а сейчас – еще страннее. Так что не знаю, что теперь. Будем думать. Вы мне лучше скажите, теперь-то вы куда? – Старик явно хотел переменить тему.

– В метро, – дожевывая жесткую яичницу, сказал Пашка. – У вас, случайно, не найдется несколько жетончиков?

– А как же: найдется, отчего ж? Один момент. – Георгий отошел за конторку и затем вернулся с горстью жетонов и пачкой банкнот. – А помнишь, Паша, Димку Косолапого? – спросил он, протягивая желтые кругляшки со стилизованной свастикой.

– Вроде. Не уверен, – осторожно ответил Пашка, пялясь на фашистские жетоны. Докатились! Как такое могло произойти?!

– Дык замели его на прошлой неделе. Вот так! – Георгий отдал ему купюры, выглядевшие ничуть не лучше: серые, коричневые и зеленоватые, в орлах, языческих символах и незнакомых физиономиях – толстых и самодовольных. Ужас!

– Так что у станции вас никто не встретит, – продолжал старик. – Но Проводник обещал, что придет. Куда именно, не знаю: здесь или еще где – это уж вам лучше знать.

– Плохо… – Пашка сунул деньги в карман. – Спасибо вам большое!

– Да не за что. А как там Станнум, кстати? Все у вас нормально?

– Станнум? Да ничего. Ничего так… – замялся Пашка. – Я не помню вообще-то…

– Ясно, не помнишь. – Дед почему-то сник. – У всех дела, дела…

– Скажите, пожалуйста, – спросила его Тамара, – а обратно вы меня, если что, сможете отправить? Очень уж надо!

– Обратно отправить? – приподнял кустистые брови тот. – Это как же?

– К индейцам, мы были там недавно… Ну, сейчас-то был залив с дачей, а до этого индейцы.

– Индейцы, папуасы – мне все равно! Меньше знаю – меньше в гестапо разболтаю, – отрезал он. – Знать ничего не желаю. Видали? – Он оголил левую руку, внутренняя сторона которой оказалась полностью обезображенной жуткими шрамами.

– Пытки? – округлила глаза Тамара. – За что?!

– Нет, сковородкой обжегся, – буркнул Георгий и снова спрятал руку в рукав фуфайки. – Жуйте быстрее, сейчас работники приходить начнут.

– А они же свои, разве нет? – спросил Пашка.

– Свои по спине ползают! – снова отрезал Георгий. Настроение у него явно испортилось. Может быть, он заподозрил, что Пашка – вовсе не тот, за кого выдает себя? Вполне возможно. Амнезия – прикрытие очень шаткое.

– Хорошо-хорошо. – Пашка, давясь, допил кофе. – Девчонки, скорее. Нужно идти.

Дверь кафе распахнулась и внутрь вбежала щуплая девушка в плаще и косынке.

– О, Паша пришел! – радостно чирикнула он. – Привет! Как ты?

Тамара с Алиной подозрительно уставились на нее.