Массена(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVI)

Представитель одной из фирм, секретарь синдиката мистер Дэвисон прочитал на последнем заседании доклад. Он выразил уверенность, что заем найдет благоприятный отклик во всей стране и в самое короткое время будет покрыт в несколько раз.

Секретарю поаплодировали. А затем встал сам Морган, напыщенный, с презрительно сытым выражением лица, и произнес речь.

Смысл ее (по крайней мере, так понял ее Джек) заключался в следующем: толпа не поживится на этом займе ни одним центом. Зачем разбазаривать выгодный заем среди каких-то типов, которые даже одного жалкого миллиарда никогда в глаза не видали! Нет, выгоды займа должны попасть исключительно в карманы к «порядочным людям», т. е. к таким, которые с миллиардами хорошо знакомы и знают в них толк, как в вине или сигарах. Недаром же составился синдикат банков. И недаром же он, Джон Пир-понт Морган, избран главой синдиката. И вот он, Джон Пирпонт Морган, провозглашает лозунг: «Ни единой облигации толпе! Все банкам! Все порядочным людям!»

Банки заорали: «Правильно!» — и все присутствующие «порядочные» люди устроили оратору овацию. И тут же была объявлена подписка на заем. На завтра было назначено последнее заседание для подписания договора о займе, а после него, там же, во дворце Моргана, — завтрак и раут.

— Для «порядочных людей»! — пробормотал Джек, сидя в амбразуре окна с «Глорианой». — Ну, а я, «непорядочный», тоже буду там! Приглашение можете мне не посылать! Я и без него явлюсь!..

Вечером он ел в «Аранджи» «бортш» и новое национальное кушанье «кольдун» и сообщал все подробности о сегодняшнем заседании Гольту и Якобсону — толстому немцу с золотой цепью на животе. Хозяин таверны шмыгал около них и прислушивался.

— Хорошо, — флегматично промолвил Гольт. — Будем действовать! Вам, Джек, придется сыграть завтра ответственную роль!

Якобсон молча кивнул головой, подтверждая это.

— Что я должен сделать? — спросил Джек, покраснев.

Гольт наклонился над столом и что-то написал на лоскутке бумаги. И затем передал Джеку. Джек прочитал:

«В случае подписания займа вы будете убиты!

„Глориана“».

— Что же это значит? — спросил юноша.

— Вы должны завтра утром перед раутом проникнуть к Моргану в кабинет и оставить у него на видном месте записку такого содержания.

— Но ведь заем все равно будет подписан!

— Тогда вы осуществите угрозу!

Джек побледнел.

— Боитесь? — усмехнулся Якобсон.

— Нет, не то… — пробормотал Джек. Ему было неловко признаться, что ему жутко убивать человека. Поколотить, вздуть так, чтобы небо с овчинку показалось, — это было бы гораздо проще!..

Гольт и Якобсон, по-видимому, поняли его.

— Таким людям, как Морган, не должно быть места на земле! — сказал Якобсон. — В сущности, давным-давно следовало бы пустить его в тираж вместе с остальными четырьмястами «порядочными людьми»!

Гольт со своей стороны сухо промолвил:

— Во всяком случае, Джек, вы связаны известной дисциплиной! И раз центральный исполнительный комитет «Аранджи» возлагает на вас поручение, вы обязаны его выполнить!

И, помолчав, прибавил:

— Нужно быть мужчиной, Джек!

И Джек, с таким удовольствием коловший булавками мистера Филлипса, решил, что ему в самом деле пора остепениться. Война войне! И смерть негодяям!

III

Автомобиль за автомобилем подъезжали к дворцу Моргана на Линкольн-Стрите; они въезжали в роскошную палатку, сооруженную у подъезда и декорированную экзотическими растениями. И случайные прохожие уже не могли видеть, кто вылезает из автомобилей и входит в грандиозный, отделанный мрамором вестибюль.

Из автомобилей выходили «порядочные люди», «сливки общества». Иначе говоря, сверхбогачи.

Мужчины были во фраках. Что касается женщин, то это была настоящая выставка платьев, мехов и драгоценностей. Людей, т. е. женщин, почти не чувствовалось за этим изобилием шелка, бархата, кружев, вышивок, жемчуга и бриллиантов.

Тут была настоящая царская корона, купленная у разорившегося монарха. Тут было платье, сплошь унизанное драгоценной турецкой бирюзой, подобранной зернышко к зернышку. Были платья, состоявшие из одних только кружев, а кружева эти плелись ручным способом целыми годами из таких тонких нитей, что работать приходилось в сыром помещении, ибо иначе тончайшие шелковые нити высыхали бы и рвались во время плетения. Эти кружева стоили безумных денег. Они стоили также потери зрения, заболевания туберкулезом, преждевременной смерти тому, кто их плел. Но эта цена, конечно, не шла в расчет…

Здесь были настоящие латы из золота, бриллиантов, рубинов и изумрудов. Драгоценные камни сверкали и искрились всюду, начиная с диадем и ожерелий и кончая туфлями. Бриллианты горели у некоторых щеголих даже во рту, так как считалось хорошим тоном пломбировать зубы драгоценными камнями.