Масштабная операция

Борис Куц погиб, и отыграть ситуацию назад было невозможно. Строить же догадки, анализировать и выяснять подлинную причину смерти не позволял фатальный дефицит времени — парочка боевиков, скорее всего, отступила с поля боя и скоро непременно приведет сюда многочисленную подмогу.

* * *

Кто-то в бригаде называл подобную веху «Рубежом провала», кто-то «Пределом удачи». Парадокс заключался в том, что, значение вроде бы противоположных по смыслу словосочетаний, оставалось единым. Если в процессе выполнения приказа группа спецназа несла значительные потери, то рано или поздно наступал момент истины, когда приходилось выбирать: либо оставшиеся бойцы добьются поставленной цели, заплатив за это ценой собственной жизни, либо завалят задание и вернутся в базовый лагерь. Второй вариант на памяти Гросса еще никогда его коллегами выбирался. Вряд ли и он сомневался по поводу данной альтернативы. И все-таки одна мысль упрямо свербела в мозгах, не давая покоя: «Зачем погибать, устраняя Шахабова, всем троим? Коль исчерпана надежда на стопроцентный результат, так с этим по силам справиться и двум смертникам, а постараться и хорошенько продумать действия, то и одному сподручно. Но к чему же лезть в логово Медведя в полном составе, обрекая всех троих на верную смерть?!»

Могилу ефрейтору соорудили наскоро — уложили тело в едва приметной ложбинке — метрах в трехстах от места перестрелки, засыпали листвой и прикрыли ветвями. Приняв по глотку спирта, продвинулись по предложению Станислава на пару километров в сторону от генерального курса. А дальше, скинув тяжелый «лифчик», он организовал привал для проведения короткого совещания…

Не ведавшие о планах командира друзья, расположились рядом. Снайпер занялся чисткой винтовки, Воронец привалился ранцем к стволу дерева и мастерски крутил тремя пальцами финку с обоюдоострым клинком, как это делают в кабаках барабанщики со своими палочками.

— Вот что, мужики, — начал Торбин с железными нотками в голосе, — знаю, будут возражения, но решение мое таково: дальше пойдут только двое — я и кто-то один из вас.

Циркач с Шипом обомлели. Прапорщик едва не выронил промасленную тряпицу, а Сашка разом оборвал свою забаву. Оба смотрели на командира так, словно он только что предложил одному из них перейти на сторону Шахабова…

— Расчет до безобразия прост, — беспристрастно продолжал капитан, — удастся ли нам убрать эмира или нет — не знаю. Но четко уверен в одном: обратно уже не вернуться. А меж тем, прошу не забывать: в гроте дожидаются помощи Бояринов и Серов. Согласитесь, одному сержанту тяжелораненого Тургенева до наших не дотащить — наверняка погибнут оба. Посему, что б никому из вас не было обидно — кинем жребий.

Он достал заветную монетку с отточенными краями, положил ее на указательный палец и, посмотрев на Сашку, улыбнулся:

— Твой, разумеется — решняк?

Александр кивнул то ли обиженно, то ли все еще обалдело…

— Стало быть, тебе Серега достается двуглавый, — объявил Гросс и подкинул денежку.

— А ежели, ядрен-батон, я с этим жребием не согласен? — неожиданно прорвало возмущенного прапорщика.

Стас поймал монету, но разжимать кулак не торопился.

— С Тургеневым все понятно! С Андрюхи Серова спрос также невелик! — все боле распалялся Шипилло, — а ты подумал о том, каким макаром я иль Воронец вернемся в бригаду? Как будем в глаза парням смотреть?

— Могу для успокоения вашей совести написать письменный приказ — это, во-первых. А во-вторых, товарищ заслуженный снайпер, и Серов навеки останется без вести пропавшим, и Тургенев до госпиталя никогда не доберется, коли вы тут спорить да рядиться начнете. Улавливаешь?

Оставаясь при своем мнении, Шип отвернулся.

Медленно раскрыв ладонь, Станислав показал результат жребия…

— Пиши приказ! — вскочив на ноги, выдавил подсевшим голосом Сашка. — Без этой ксивы я никуда не пойду. Лучше застрелюсь прямо здесь же!..

— Ксиву?.. Легко, — снова улыбнувшись, воспользовался любимым выражением Циркача, Торбин.

Капитан Воронцов — второй офицер в команде Гросса, попал в бригаду особого назначения на месяц раньше его. И если к Станиславу относились, как к человеку серьезному и вдумчивому, вследствие чего гораздо чаще доверяли командовать спецгруппами, то Сашка всегда оставался самой непоседливостью. Такие выражения в характеристике его личности, как усидчивость, внимательность, сдержанность, не могли быть применены в принципе. Нет, разумеется, во всяческих особых обстоятельствах он умел брать себя в руки: становился собранным и вполне управляемым. Но кто бы знал, какого чудовищного усилия воли это стоило эксцентричному Воронцу! И все же, часто наблюдая за приятелем, Торбин ловил себя на мысли, что энергии и самоотверженности того, своевременно направляемой чьей-нибудь умелой рукой в нужное русло, с лихвой хватило бы на нескольких человек.