Референт принялся щебетать про регламент. Павел нашел в себе силы лишь кивнуть. Тогда на другом конце стола со своего места поднялся толстый человек – пиджак на нем был распахнут, наверное, потому, что не сходился на брюхе. Промокнул платочком потную лысину, вновь уселся и принялся бубнить в микрофон на гибкой ножке. Павел не понимал ничего – ему слышался лишь гулкий звон. «Кто этот человек?» – пытался вспомнить он – и не мог.
Следом привстал еще один, бледно улыбнулся, и принялся быстро бормотать в свой микрофон – такой же бубнящий набор звуков, никак не желающих оформляться во что-то осмысленное.
Закружилась голова. Бросило в жар. Здесь невозможно находиться. Почему он должен сидеть перед этими статистами, которые даже не владеют человеческой речью?! Кто они такие? Зачем он здесь?!
– Вот, сводный отчет по нефтяному сектору… – голос референта многократным эхом сотрясает слух. – Графики иллюстрируют доводы докладчика…
Перед глазами – листы бумаги с корявыми детскими рисунками: вот смешные человечки в полосатых робах, вот такой же человечек, только мертвый, вот домик с трубой, из трубы валит смешной курчавый дым… Да это ж не домик – это крематорий! А кто позволил его запустить?
– Почему дым?! – заорал Павел, подымаясь.
Стоял нетвердо, и, наверное, могло показаться, что он пьян. Но это не опьянение. Это болезнь, что выскочила, как хищник из засады, схватила за горло и пытается утащить в свое логово.
– К-какой дым? – неуверенно улыбаясь, спросил референт. – Это графики…
Павел сунул тому под нос смятые листы.
– За кого ты меня принимаешь, ничтожество?! Почему дым?!
– Павел Сергеевич, вам надо успокоиться!
– Что?! Это ты будешь решать, что мне надо?
– Но… Я просто…
– Да! Ты просто. Просто ничто. Убирайся к черту!
– Простите, но этот тон… Хоть я и референт… Отцу не понравится, как вы со мной обращаетесь!
– А?! Да ты на меня голос повысил, тварь! На колени!
По залу пронесся изумленный ропот.
– Да идите вы, Павел Сергеевич! Сами же завтра звонить будете и извиняться…
– А-а-а!!!
Бахнуло. В конференц-зале заголосили, завизжали женщины. Кто-то бросился в сторону дверей, но наткнулся на охранников.
Павел с удивлением смотрел на дымящийся ствол пистолета в своей руке. Референт сползал под стол, подминая под себя графики. Стоявшие поблизости оцепенели от ужаса. Белые воротнички усеяли мелкие красные капли.
– Каков, а? Решил меня из себя вывести. Поздравляю, получилось!
Однако, стало гораздо лучше. Определенно, лучше!
Глубоко вдохнул и осмотрел присутствующих победным взглядом. Сочувствия он не встретил. Где-то на самом краю сознания мелькнуло: только что он совершил непростительную ошибку.
– Довели человека… Однако…
Подскочил, задыхаясь, Рустам. Дикими глазами глянул на Павла, на тело, на пистолет.
Павел почувствовал, будто трезвеет. С возвращением сил и ясности, пришла тревога. Он никогда еще не терял над собой контроля, по крайней мере – до такой степени. Плохо. Очень плохо.
Но теперь не время рефлексировать. Возникла неприятная ситуация, и ее нужно решить – быстро, четко, без помарок. Как это было всегда, как это будет до самого конца.
– Так вышло, – коротко сказал Павел. – Этих всех – в лагерь. Быстро и тихо – как привезли…
– Но… – Рустам насупился, лицо его залила краска. Впервые он был в замешательстве.
– Делай, что я говорю.
– Но этого так не оставят. Здесь такие люди…
– Тебе кто платит? Они?
– Вы… Но…
– Выполняй!
Рустам попятился, все так же пялясь выпученными глазами. И принялся отдавать в переговорное устройство отрывистые команды.
Павел склонился над телом референта, разглядывая его с интересом. Он впервые застрелил человека. Но что-то внутри подсказывало, что убийцей он стал не сейчас. Все началось гораздо раньше…
По мере приближения к лагерю самочувствие заметно улучшилось. И одновременно проходило опьянение убийством. В момент, когда машина нырнула в ворота – под зловеще-ироничную надпись – пришло понимание и ощущение чего-то ужасного.
Страшно не их-за этого нелепого и бессмысленного убийства и даже не от осознания того, что он зашел слишком далеко. Страшно от понимания: теперь он привязан к этой проклятой массовке, будто какой-то омерзительной пуповиной. Он не может жить без нее, зависит от нее, как нерожденное дитя. Он снова стал должником – только теперь он вечно должен другому монстру. Тому, которого создал сам.
Толкнул дверь в Комнату правды. И даже не удивился увиденному.
Переходящий дорогу сидел в том же кресле, в той же позе, в которой Павел оставил его пару часов назад.
– Быстро ты! – без улыбки сказал Переходящий дорогу.
Павел ничего не ответил. Тяжело прошелся до центра комнаты. Медленно опустился на неудобный стул. Замер.
– Ты снова обманул меня… – бессильно произнес Павел. Смотрел в слепое белое окно, за которым начинало темнеть.