Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе

близки традиционным формам карнавальной культуры, хотя и являются в современном обществе криминальным способом снятия психологической напряженности в условиях ограниченной личной свободы и жестко регламентированного образа жизни.

И все же особая социальная значимость солдатских волнений 1953-1959 гг. определялась тем, что военнослужащие стали в этот период одной из самых конфликтных групп населения СССР. Из 94 насильственных конфликтов (случаев массового хулиганства, групповых драк, волнений и беспорядков), о которых стало известно высшим советским руководителям в 1953-1960 гг. по каналам МВД и Прокуратуры, в 44 эпизодах принимали участие солдаты. Подобные конфликты имели явную тенденцию перерастать в столкновения с властями¹⁷², причем речь шла не только о «попутном» насилии в отношении милиции, встававшей на пути хулиганов, но и о прямой агрессии (нападения на милиционеров, попытки освобождения задержанных товарищей или захвата спрятавшихся противников, захват оружия). Солдатские конфликты довольно часто сопровождались стрельбой - как при подавлении коллективных драк и волнений представителями власти, так и в столкновениях между конфликтными группами. Дракам и массовому хулиганству нередко сопутствовали погромы жилых и административных помещений, лавок и магазинов¹⁷³.

Гораздо реже в солдатских конфликтах чувствовалось влияние скрытой этнической напряженности¹, и почти совсем стерильными выглядели эти события с политической точки зрения. Тема антисоветской агитации и пропаганды (антисоветские выкрики, уничтожение портретов руководителей партии и правительства) весьма глухо прозвучала лишь в трех эпизодах из 44. Лишь в одном случае (Кемерово, 1955 г.) массовые волнения мобилизованных для работы на строительстве в угольной промышленности приобрели отчетливый политический смысл (хотя и обошлись без «антисоветчины» в вульгарном смысле этого слова). Они были направлены против распоряжения правительства, отложившего для некоторых категорий военных строителей объявленную демобилизацию, носили многодневный характер и отличались довольно высокой спонтанной самоорганизованностью.

2. Гарнизонные волнения и конфликты

1953 г. отличала повышенная конфликтность окраинных,

расположенных на территории союзных республик гарнизонов и отчетливые симптомы падения дисциплины в воинских частях. По крайней мере дважды в течение года представителям центральной власти (аппарат Главного военного прокурора Советской армии и МВД СССР) приходилось расследовать случаи массового нарушения воинской дисциплины и порядка, а также уголовных преступлений военнослужащих - в Ленинабадском гарнизоне и на территории Эстонской ССР. В обоих случаях речь шла не о локальных малозначительных эпизодах, а о фактическом разложении и конфликтности значительных групп людей, имевших доступ к оружию. Подобные ситуации не были, конечно же, специфически «послесталинскими» или уникально «хрущевскими». В свое время Сталину и другим высшим советским руководителям докладывали, например, о многочисленных преступлениях, совершаемых военнослужащими воинских частей, дислоцированных на территории Молдавии (ноябрь 1945 г.)¹⁷⁴, «хулиганских проявлениях» и бандитизме военнослужащих местных гарнизонов в Алма-Ате и других областных центрах Казахстана (декабрь 1945 г.)¹⁷⁵, а также о криминализации тех или иных воинских частей¹⁷⁶. В одном случае, чтобы не допустить разложения личного состава Прикарпатского военного округа, высшему руководству пришлось заниматься деятельность 220 притонов, активно посещавшихся военнослужащими.

Расследование противоправных действий, совершенных военнослужащими Ленинабадского гарнизона, обнаружило широкое

распространение самовольных отлучек, уклонения от военной службы под разными предлогами, «промотания обмундирования» и т.п.¹. Город, по всей вероятности, был наполнен слухами о бесчинствах солдат. Молва многократно преувеличивала действительность, и на солдатский «беспредел» одна хитроумная торговка попыталась списать даже собственную растрату (заявила, что ее ограбили в парке трое солдат) -знала, что любому заявлению о бесчинствах военнослужащих местные власти легко поверят. В ряде случаев уличенные в хулиганстве солдаты не останавливались перед сопротивлением милиции. Периодически в городе вспыхивали драки между местными жителями и военнослужащими, в которых принимали участие даже офицеры. Сценарий подобных драк очень напоминал традиционную модель начала массовых беспорядков - столкновение военнослужащего с местным жителем, призывы о помощи, месть обиженных и т.д. Ситуация в Ленинабаде была явно накалена и могла разрешиться ответными действиями гражданского населения. По всей вероятности, воинские начальники успели в этом случае принять меры и остановить перерастание конфликта в масштабные беспорядки.