Людям из аппарата, к коим принадлежите и вы, до сих пор не было свойственно высовываться без указания, жить и творить анонимно – вот их кредо. А в вас увидели живого человека, личность, если это любят массы, но не приемлет аппарат. Оттого он так дружно и молниеносно выразил сегодня свое отношение к вам. Но они просчитались и на этот раз, путь демократизации общества и создание правового государства – единственное, что выведет страну из тупика кризисов. Народ любит опальных князей, и вы еще пожнете плоды своей популярности от нынешней немилости аппарата, поверьте мне.
И по существу нашего беспокойства со сменой власти в Кремле – насколько я знаю, ваши теоретические изыскания в области права и ваша частная жизнь и устремления несколько разнятся, как утверждают писатели, знатоки человеческих душ, автор и его литературный герой не одно и то же. Оттого, я думаю, душевного разлада вы не испытываете. И как говорит мой друг Анвар Абидович Тилляходжаев, не ставший хозяином пятого этажа белоснежного здания на Анхоре, – Москва далеко, и как вы ощущаете, пока Андропов ли у власти, Черненко ли, почти все решается здесь, в Ташкенте. Ваша карьера и благополучие зависят от конкретных людей, очень многим обязанных вам, не будем же мы каждому аппаратчику объяснять ваши особые заслуги.
Разговор с Шубариным внес спокойствие в душу, он даже выработал после встречи с ним особую тактику поведения, демонстративно подчеркивая кое-где, что он находится в опале у верхних эшелонов власти, но это не мешало ему занимать довольно-таки значительный пост в Верховном суде республики и жить прежней жизнью, хотя с тех пор с Беспалым не грабил по ночам ни банков, ни сберкасс, ни подпольных миллионеров, подробным списком которых располагал, и этот список-досье у него пополнился, когда он внимательно разобрался с бумагами убитого прокурора Азларханова. Документы те, как сложный роман, следовало читать по многу раз, всегда отыскивались новые подробности, детали. Иная информация поворачивалась вдруг совершенно неожиданной стороной, а какие связи, ответвления они таили и предполагали, только многое нужно было достраивать самому, логически вычислять варианты. Видимо, Азларханов готовил материалы в спешке и все-таки рассчитывал прокомментировать куда шире, чем сделал он это в магнитофонных записях, не исключено, что он сам предполагал вести столь скандальное дело. Интереснейший получился бы процесс – почти в каждой очной ставке предстал бы сам бывший прокурор Азларханов, ему пришлось бы на суде быть и свидетелем и обвинителем одновременно, и в этом случае вряд ли кому-либо из преступной шайки, включая министров, секретарей ЦК и обкомов, удалось бы выскользнуть на свободу, крепкой хваткой и профессиональным умением обладал скромный теоретик, на поверку оказавшийся и лучшим практиком.
Сухроб Ахмедович так вжился в роль опального демократа, сторонника перемен при Черненко, что позволял себе время от времени письменно рассылать редакторам газет и журналов Узбекистана предложение написать для них статью, обзор, комментарии. Уже одно название или тема бросали в дрожь и ужас руководителей прессы, и они, под всякими надуманными причинами, любезно отказывали или навязывали совершенно безобидные проблемы, якобы волнующие редакцию, в общем, случалось то, на что и рассчитывал коварный Сенатор. Заполучив желанный ответ, он подшивал его в специальную папку и при случае показывал коллегам, друзьям, доказывая, что ему не дают дышать, развернуться его научной мысли, закрывают дорогу в академию, в стенах которой он так блестяще, на ура, защитил докторскую, вот уж куда метил дальновидный ночной взломщик с дипломом юриста.
Внимательный и верный помощник Миршаб, тенью двигавшийся по службе вслед своему патрону, в те дни как-то отметил про себя: «Если он раньше хотел быть сыщиком и вором в одном лице, что, впрочем, ему блестяще удавалось, то теперь к этим двум ипостасям он хотел еще – угнетать и защищать угнетенных одновременно, душить свободу и быть ее глашатаем». Поистине шеф поражал даже видавшего виды Салима Хасановича.
В том, что Артур Александрович оказался абсолютно прав в своих прогнозах и выводах, подтвердил и факт следующего продвижения Акрамходжаева по службе. Да-да, еще при жизни верного ленинца Черненко, при том самом аппарате, который, казалось, проявлял к нему немилость и не давал дорогу ненаписанным статьям. Со смертью Брежнева кадровая чехарда, как смерч, пронеслась повсюду, особенно при Юрии Владимировиче Андропове, и то верно, иные чиновники аппарата из-за старческого маразма к обеду уже трудно соображали, где они: то ли дома, то ли на работе.