В этой ситуации Сенатор понял, оценил, какой ключевой пост он занимает в столь ответственный для республики период. К нему практически стекалась информация из всех административных органов, включая КГБ, он имел возможность присутствовать на любом мало-мальски важном оперативном совещании, будь то в МВД, прокуратуре, Министерстве юстиции, Верховном суде, находящимися под надежным оком Салима. Правильно они рассчитали когда-то, застолбив место в Верховном суде, там решалась судьба многих денежных людей, не принадлежащих к партийной и советской элите, ими занималась вплотную Москва, и судить их, вероятнее всего, предстояло Военной коллегии Верховного суда СССР. Сенатор видел официальные рапорты следователей по особо важным делам, где они отмечали, что начальник областной торговой вотчины Тилляходжаева, некий Шудратов, арестованный одновременно с полковником ОБХСС Нурматовым, свояком секретаря обкома, предлагал миллион только за то, чтобы его дело со всеми обвинениями передали в Верховный суд республики, видимо, хорошо знал нравы местной Фемиды.
Еще одним нескончаемым источником информации Сенатору служили… анонимные письма, их поток, и без того никогда не прерывавшийся с тех печальных тридцатых годов, в период правления Андропова – Черненко вырос в десятки раз.
Снова, пользуясь историческим опытом, одни пытались руками государства потопить других, и опытный глаз Сухроба Ахмедовича безошибочно видел в большинстве из них только корысть и зависть, иных, добивающихся правды и справедливости, встречалось мало, они тонули в море оговоров, да они и не интересовали прокурора.
Можно сказать, у Акрамходжаева даже хобби появилось, он тщательно и любовно собирал подметные письма, систематизировал их по тематике: хищения, взятки, должностные преступления, аморальное поведение, политическая неблагонадежность. Часто из разных источников сигнализировали об одном и том же, и опять же он интуитивно чувствовал, стоит ли за ними дирижер, закоперщик или действительно прорвало плотину терпения. Такую информацию он ставил особо высоко, выделял ее, тут, при надобности, прихлопнуть человека ничего не стоило. Иногда он часами читал анонимки, для него это было увлекательнее самого изощренного кроссворда, так он тренировал свой коварный ум: высчитывал, сопоставлял, анализировал, приходил к неожиданным выводам.
Технологию составления грязных писем он знал хорошо, потому-то и легко ориентировался в них, немало людей они с Миршабом скомпрометировали, довели до инфаркта. Если к иному человеку не имели подхода, писали сами на собственное имя в прокуратуру анонимное послание, с чем и приступали к делу. В какую бы он ни приходил организацию, всегда интересовался – а как у вас идет работа с сигналами трудящихся? И при случае всегда снимал для себя ксерокопии с наиболее интересных доносов, затрагивающих определенный круг людей, для пополнения личного архива. У него с дружком давно появились планы обзавестись персональным компьютером. В него они собирались подробнейшим образом внести все данные по анонимным посланиям. Они даже оплатили японский комплект «Агари», но человек по гостевой визе из США, которому они помогли по линии ОВИРа с выездом, задерживался. Иным письмам он давал ход и даже контролировал их выполнение, тут уж учитывались ближайшие планы и сводились счеты со старыми недругами. Поистине на волшебном месте он оказался, оставаясь в тени, успел нанести кое-кому сокрушительный удар. Но не только перемирие или объединение враждующих кланов наблюдал он, иные, пользуясь временными успехами, дорвавшись до власти, старались свести счеты с теми, кто еще вчера им оказывался не по зубам. В ход тут шло все, и собственные возможности, когда оттирали от кормушек, выгоняли со всех престижных и хлебных должностей конкурентов, расправлялись и откровенными доносами, и анонимками, используя государственные рычаги и карательный аппарат.