Масть пиковая

– Пожалуй. Но я склонен считать, что и в случае с моим другом прокурором Азлархановым, и с вами, действовали они и те же лица. Как я жалею, что в свое время не допросил Парсегяна как следует. Беспалый единственный человек, знающий смертельно опасную тайну Сенатора, мог ли я тогда, в день за­держания, даже подумать, что ночной разбойник состоит в тес­ной дружбе с заведующим отделом административных орга­нов ЦК.

– Позвоните, пожалуйста, генералу Саматову и скажите, что я просил особо оберегать Парсегяна и все показания запи­сать на видеокассету. Щупальца у мафии, как я вижу, длинные, как бы они и до него не добрались, сегодня трудно кому-ни­будь доверять. Почему я вас вызвал? – заговорил вдруг после долгой паузы прокурор, заметно волнуясь. – Вы как раз тот человек, которому я доверяю сполна и знаю, что вы ведете вой­ну с преступностью не на жизнь, а на смерть, без оглядки, нра­вится или не нравится кому-то ваша жесткая позиция. Жаль, я мало чем смог помочь вам в этом, и сам ничего, считай, не ус­пел…

– Не говорите так, – перебил Джураев, – мы в уголовном розыске почувствовали, что в Узбекистане появился человек, решивший навести порядок невзирая на лица…

Но прокурор, пропустив слова полковника мимо, продол­жал:

– Я не знаю, сколько я здесь пролежу, полгода, год, и ка­ким отсюда выйду, и чем стану заниматься позже. Вряд ли мне удастся вернуться на прежнее место, на мой взгляд, идет откат назад, многие наверху считают, что пора свернуть работу всех следственных групп Прокуратуры СССР в Узбекистане, да и местной Прокуратуре поубавить пыл, я эту узду ощущал во время ферганских событий. Да и в самой Москве то же са­мое. Но не об этом речь. Я хотел бы заручиться вашим чест­ным словом: каким бы я отсюда ни вышел, у вас в угрозыске найдется для меня работа, любая, хоть делопроизводителем, хоть посыльным. Только вместе с вами я доведу дело до конца и поквитаюсь за вашего друга Азларханова, и за себя, и за всю семью, и за попираемый Закон…

– Я обещаю вам это в любом случае, у меня с ними тоже свои счеты, – сказал, волнуясь, полковник.

В августе Хуршид Азизович приободрился, вышел прави­тельственный указ о создании Чрезвычайной комиссии по борьбе с организованной преступностью.

Создали такую комиссию и в Узбекистане, с полномочия­ми на два года, в ее состав вошел и генерал Саматов. Спустя четыре месяца, ближе к Новому году, Джураев, как и Камалов возлагавший немало надежд на новый указ, сказал в сердцах прокурору, что указ оказался очередным правительственным постановлением, никого и ничему конкретно не обязываю­щим, не подкрепленным законодательными актами, не обес­печенный ни материальными, ни техническими, ни кадровы­ми ресурсами. Преступный мир понял окончательную импотентность власти, ибо проверил ее терпение во всех регионах и по всему перечню преступлений: квартирные кражи, хищения, разбои, угон машин, мошенничество – и на воровских сход­ках решил наращивать масштабы уголовных деяний. Пока го­сударственные институты находятся в глубоком нокауте, народ оставлен на растерзание уголовникам. Чуть позже, анали­зируя статистику преступлений за второе полугодие 1989 года, Камалов отметил, что криминальная ситуация с созданием Чрезвычайной комиссии по борьбе с организованной преступ­ностью увеличилась почти вдвое, значит, не сгущали краски осведомители полковника Джураева из уголовной среды, во­ровской мир реально оценил наши возможности, понял, что пока мы готовы лишь давать грозные названия комиссиям.

В октябре, когда у прокурора сняли гипс с левой руки, он попросил Уткура Рашидовича, начальника отдела по борьбе с мафией, принести документы, что удалось собрать о жизни и связях Сенатора.

Материалов оказалось достаточно, работали тщательно, прилагалось немало фотографий. Хуршид Азизович знал эти документы, но сегодня, после покушения, они виделись иначе. Он не сомневался, что кто-то из тех, что фигурировал по раз­делу «Связи», причастен к убийству его семьи. Каждый день после уколов, процедур, капельниц он перебирал бумаги, вы­страивал планы, за которые возьмется, как только выйдет из стен больницы. Несмотря на неопределенность со здоровьем, он чувствовал, что имеет достаточно сил, чтобы распутать зло­вещий клубок преступлений, за которым виделась рука Сена­тора и хана Акмаля, находящихся в московских тюрьмах. Из обширных связей заведующего Отделом административных органов, оказавшегося убийцей, Камалов постепенно выделил две, и чаще всего его рука тянулась к этим папкам, на одной значилось:

ШУБАРИН АРТУР АЛЕКСАНДРОВИЧ

(кличка – Японец)