Читаем Мастер полностью

– Почему это не было тебя? Кто сказал?

– Значит, я болел?

– Слышно, горячка была у тебя.

– А что я говорил, когда бредил? – спросил он неловко.

– Да черт тя знает, – отрезал стражник. – С меня вон своей маяты хватит. Поди проживи на жалованье ихнее хреновое. Старший надзиратель, он по два раза на дню тебя слушал, а и он ничего не разобрал. Говорит, зло у тебя на уме, а кто сомневался?

– Но теперь мне лучше?

– Это тебе самому знать, но если снова мебель крушить ты начнешь, мы разломаем тебе черепушку.

У него дрожали ноги, но он стоял у глазка, смотрел. Пальцем отодвинет заслонку и смотрит в коридор. Желтая голая лампочка освещала глухую стену. Камеры по обеим сторонам от него, он помнил, были пустые. Он не раз колотил бревном по стене, и не было никакого ответа. Кто-то из тюремщиков пройдет по коридору, заметит уставленный в щель глаз и велит отойти от двери. Он проходит, и Яков снова смотрит. Он только и мог разглядеть, что стул по левую сторону, и на нем Житняк строгал прутик или вздыхал, убивался Кожин. По правую сторону пыльная лампочка освещала приставленную к стене разбитую бочку. Мастер часами стоял и смотрел в коридор. Житняк подойдет к глазку и напарывается на уставленный оттуда взгляд Якова.

6

Как-то ночью посредине лета, далеко за полночь, Яков, уже так долго пробывший в тюрьме, что спать он не мог, смотрел в смотровую щель, и вдруг стало больно глазу, будто его потрогали, а потом, медленно, горестно, вошел в него Шмуэл.

Мастер ругнулся про себя, отлепил этот глаз, попытал другой. Гость это был, призрак ли, но он был похож на Шмуэла, хотя и старше, худей, седей, со всполошенной бородой – воронье пугало.

Узник, сам себе не веря, услышал шепот:

– Яков? Ты тут? Это Шмуэл, твой тесть.

То царь, теперь Шмуэл. Или я все еще сумасшедший, или это новый кошмар. Того гляди теперь явится пророк Илия, а там Иисус Христос.

Но тощий старик в жилетке и твердой шляпе, с видным из-под рубахи рваным бельем, стоял под желтой лампой и исчезать не собирался.

– Шмуэл, не морочьте мне голову, это действительно вы?

– А кто? – ответил меняла хрипло.

– Б-же упаси, вы не арестованы, нет? – встревожился мастер.

– Б-же упаси. Я пришел тебя повидать, если это называется повидать. Сейчас Эрев шабос, [30]но Б-г меня простит.

Яков утер глаза.

– Кого только я не перевидал во сне, так почему бы не вас? Но как вам удалось? Как вы сюда проникли?

Старик пожал своими щуплыми плечиками.

– Мы ходили кругами. Я делал, что мне говорили, Яков, больше года я старался тебя найти, но никто не знал, где искать. Я сам себе думал – он ушел навеки, больше я никогда его не увижу. А потом, вдруг, я покупаю гору гнилой сахарной свеклы у одного больного русского. И не спрашивай зачем, но зато в первый раз в моей жизни я почел что-то гнилым, а оно было очень даже негнилое. Больше половины свеклы там оказалось хорошей, подарок от Б-га бедному человеку. Сахарная компания присылает вагоны и свеклу увозит. Так что я продал эту свеклу за сорок рублей, и с тех самых пор, как занимаюсь делом, я еще не имел такого профита. А потом я познакомился с Федором Житняком, братом вот твоего стражника, он ведет обменные операции на Киевском рынке. Мы разговорились, и он знал твое имя. И он сказал, что за сорок рублей может устроить так, чтобы я с тобой переговорил. Спросил брата, и брат этот сказал, что да, если я приду поздно ночью и не буду нахальничать. Кто будет нахальничать, и вот я здесь. За сорок рублей они мне дадут постоять тут десять минут, так что надо говорить побыстрее. Всю жизнь я разбрасывал время, как дерьмо, но сейчас оно стоит денег. Житняк, этот брат, который стражник, переменился с другим, тот отпросился на ночь, у него арестовали сына. Вот такое дело, доброго ему здоровья. Так что Житняк будет ждать десять минут в коридоре за запертой дверью, но он меня предупредил, если вдруг кто-то появится, ему, возможно, придется стрелять. И это да, возможно, и если меня увидят, мне крышка.

– Шмуэл, пока я в обморок не упал от волнения – откуда вы узнали, что я в тюрьме?

Шмуэл нервно возил ногой. Не танец, нет, но очень похоже на танец.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза