Мастер боя

Крыть Петру было нечем. Прокачали его действительно по полной программе. И с дедушкой Джамалом побеседовали, и подловили на пожилых испанских туристах, бродивших по Кузнецкому Мосту и жалобно вопрошавших, как пройти на главную площадь России, где лежит Ленин. Прохожие в ответ, не понимая, что лопочут эти старички, подтверждали: «Иес, Россия!», «Иес, Ленин!». Петр показал им дорогу, сказав всего несколько слов по-испански. Видимо, плотно его пасли, если не всадили «жучок» в одежду. Немецкую запись разговора с полицией ему сегодня также продемонстрировали. А вот откуда такие подробности с английским? Он перекинулся с тем канадцем буквально несколькими фразами. Выходит, его успели записать? На ходу йоркширский акцент может определить лишь специалист. Но ведь рядом были только свои… А фотографии через стекло придорожного кафе, когда он говорил с полицией по телефону? Их кто сделал? Опять же, кто-то из команды – других там не было. Догадка пришла неожиданно, на уровне зрительной памяти.

– Лена? – вопросительно посмотрел он на Антона Петровича.

– Что Лена? – спросил тот и ответил взглядом, который мог принадлежать только человеку с чистой совестью.

– Лена Балкина… мобильный телефон, – уточнил Петр. – И фотографировала она, и записала мой разговор с канадцем.

Он вспомнил, что девушка не расставалась со своим телефоном. А ведь мобильник был из последних модификаций – с функцией фотоаппарата и диктофона. Вот ларчик и открылся.

– Это еще раз подтверждает, что у вас определенный склад ума. Вы умеете анализировать ситуацию и автоматически фиксировать самые, казалось, незначительные мелочи, не имеющие важного значения. А из них складывается картина, совершенно расходящаяся с показной действительностью. Такие способности обывателю недоступны, – покачал головой Антон Петрович, косвенно подтвердив, что Леночка следила за ним.

Хорошая девочка, старательная. С задачей справилась на «отлично», чемпионка хренова. Петр почувствовал, как в нем начинает закипать злость. Этот картинно задумчивый начальник безопасности стал его раздражать бредовыми идеями о нем как иностранном подданном, агенте, шпионе – что еще он там навыдумывал? Не иначе прошлая контрразведывательная жизнь наложила на Антона Петровича неизгладимый шизофренический отпечаток шпиономании. Надежды на то, что он услышит о себе что-то новое, что поможет ему раскрыть себя, не оправдались. Все, о чем разглагольствовал этот индюк, Петр и так знал. А вот старое и вечное недоброе, что нельзя никому доверять, подтвердилось очередной раз и, как всегда, на личном примере. И все неясности встали на место. Кто следил, зачем, кому он был нужен. Выходит, что только по служебной надобности, а значит – никому.

– Давайте закончим это пустопорожнее переливание, – зло сказал Петр. – Да, я специалист по метанию пивных бутылок и глотанию шпаг; знаю языки, в том числе аглицкий с каким-то там акцентом, русский без оного, матерный – на уровне. Я мастер боевых искусств, казачок засланный, змей подколодный, по дурости амнезийной либо по каким другим подлым и низким соображениям сорвавший снятие хорошего куша господином Слуцким с порошка, который мог принести смерть и несчастье тысячам людей…

– Не сердитесь, Петр Алексеевич, – попытался его успокоить Антон Петрович.

– Как я понял, меня собираются сегодня убить. Не морщитесь, мон шер. От того, что я скажу, что господин Слуцкий желает меня отправить в мир иной, суть сказанного не изменится. Из вас, уважаемый, исповедника не получилось – мне не в чем признаваться, потому что я сам искренне желаю знать, кто я такой. А что до вашего гуманизма «я не хочу применять к вам активных мер», «медицина не советует», так думаю, что это не так. Просто Слуцкий имеет на меня другие виды.

– Верная догадка, – кивнул Антон Петрович. – И лучше бы вам пойти на сотрудничество со мной. Тогда, возможно, срок вашей жизни увеличится. На сколько? Не могу давать обещаний. Это будет зависеть от вас.

– Вы все-таки верите, что я что-то скрываю, – устало усмехнулся Петр. – Бросьте заниматься чепухой, милейший Антон Петрович. Вы изучили меня, как амебу под микроскопом, но все еще мечтаете, что моя сегодняшняя одноклеточность в одночасье вырастет до сверхсложного организма. Увы, я уже сам перестал на это надеяться. Я есть Петр Алексеевич Романов, человек без прошлого и, вероятнее всего, будущего. А чтобы утешить вас или наоборот – расстроить, скажу, что не ощущаю себя ни на йоту ни англичанином, ни австралийцем, ни алжирцем – и так далее по алфавиту. По паспорту, хоть он и есть насквозь фальшивый, и по состоянию души – русский я, и ничего с этим поделать не могу. Ощущаю таким, и не перешьешь меня, не перекроишь…

– Ну что же, значит, мои надежды не оправдались, – сухо и безразлично сказал Антон Петрович. Его лицо словно окаменело. – Я был готов и к такому исходу… Сейчас обработают вашу рану и дадут болеутоляющее. Ужином вас накормят.

– Что меня ждет? – перебил его Петр. Слова Слуцкого о втором акте задуманного им спектакля под названием «Убить дракона» вызывали слишком много предположений.