Мастер боя

– «Что-то с памятью моей стало», – весело пропела Леночка, немедленно заслужив неодобрительный взгляд Флюры Сабитовны.

– Ну что вы, Флюра Сабитовна, так на меня смотрите? – улыбнулась медсестра. – Для мужчины память никогда не была главным достоинством. Они и за стенами нашей клиники ею особо не отличаются. Петр, как вы сами говорите, вполне здоровый мужчина, просто забыл, как его зовут. Мне такие встречаются на каждом шагу. У них у всех основные правила – вовремя удрать и забыть. Поэтому не стоит из этого делать трагедию.

– А у тбя ни в чм нет тргдии, – отмахнулась от нее Флюра Сабитовна. – Одни кмедии да мжики на уме. У члвека гре, а она… Пйдем дльше, втреница.

С завтраком, принесенным прежней санитаркой в сопровождении заступившей на дежурство медсестры Лены, состоявшим из молочной каши, ломтя белого хлеба и слабенького компота, Петр расправился быстро и вновь остался в одиночестве. Часа два о нем никто не вспоминал. Он сидел, лежал, смотрел в окно, выходящее на тыльную сторону диспансера. Там тоже не было ничего интересного, кроме трехметрового бетонного забора с колючей проволокой поверху, за которым тянулся, некруто поднимаясь, голый глиняный склон с пожухлой травой и редким кустарником по гребню.

Неожиданно в голову полезли странные мысли и рассуждения. Петр им не удивился, а просто принял к сведению. А думал он о том, что преодолеть забор особого труда не представляет. Место для разбега есть, толчковая ступня с шероховатости бетона не соскользнет, поэтому захват руками ребра плиты обеспечен. А там чуть подтянуться, закинуть наверх ногу и уже на трех точках опоры перекинуть тело через проволоку. Конечно, на «фосбюри-флоп» не потянет, но колючку преодолеть позволит. И приземление с трехметровой высоты особой проблемы не составит, а вот по склону под прицельным огнем уйти вряд ли удастся. Поэтому нужно уходить вдоль забора… И еще, если засесть на гребне со снайперкой типа «Вампир» да парой автоматического оружия – «калашами», а лучше «Бизонами», или без «Вампира», но с крупнокалиберным пулеметом «Печенег», вся психлечебница окажется наглухо блокированной…

Петр недоуменно хмыкнул, определяя явившиеся знания как вполне естественные для себя, но в нынешних условиях совершенно бесполезные, и стал скучать дальше. Когда это состояние совсем уж обрыдло, пришла Лидия Анфимовна, лечащий врач. Она мерила давление, пульс, слушала грудь и спину с приговорами «дышите – не дышите», спрашивала о симптомах болезни, а он подчинялся – «дышал – не дышал», следил глазами за молоточком, зажмуривался и держал перед собой руки с растопыренными пальцами.

А еще он наблюдал за врачом. Петр не мог предполагать, что у него имеются подобные познания, но по ее движениям, словам, фразам, мимике неожиданно для себя он стал рисовать психологический портрет приятной молодой женщины.

Деловита, умна, холодна и решительна. Но эти отличительные качества по большей части наносные, отработанные профессией. Вместе с тем в движениях, в интонациях скользит мягкость и, пожалуй, неуверенность – не медика, а женщины. Вероятно, она не замужем и не имеет детей, потому что такие беззащитные и одновременно строгие глаза могут быть только у одинокой. Она носит маску энергичной и деловой женщины, скрываясь под ней. Вывод: у объекта имеются слабые стороны, а значит, он уязвим.

Можно было сравнить Лидию Анфимовну с медсестрой Леной. Та не менее уязвима и, без сомнения, тем же одиночеством, однако совершенно по-иному. Планка ее чувственных желаний обнажена и позволяет без особого труда сыграть на этом поле. Искусственная закрытость Лидии Анфимовны вкупе с нравственной неустроенностью и соответствующими комплексами создает определенные сложности для контакта, решаемые в более длительный период и отличительными тонкими методами. Уровень эмоционального восприятия женщин различный, и внедрение в их окружение также разнится.

Зачем ему было нужно это изучение и выводы, Петр не знал. Он просто наблюдал и анализировал окружающих. Еще пару дней назад Петр был сконцентрирован на себе, на своих ощущениях. А сегодня, сейчас появилось чувство, что он освобождается от кокона, в котором находился до сих пор, и примеряет на себя окружающий мир. Правда, выходило это как-то странно, может – слишком специфично, если вспомнить утреннюю рекогносцировку местности из-за оконной решетки.

Лидия Анфимовна, записывающая в карточку результаты осмотра, подняла голову и неожиданно спросила:

– Петр, вы любите Грига?

– Я не очень хорошо знаю творчество этого композитора, чтобы любить, – неожиданно для себя, однако спокойно и естественно, не напрягая память на том, кто такой Григ, ответил он. – Будет более правильно сказать, что его музыка мне нравится.

– А что у него вам более всего по душе? – немного лукаво спросила Лидия Анфимовна.

– Наверное, как и всем, «Песнь Сольвейг», – пожал плечами Петр.

– А как вы относитесь к Мураками? – быстро спросила врач.

– Не иначе, как к модному писателю, – не задумываясь, ответил Петр.

– Веласкес, Тропинин, Кандинский…